Он отошёл от стола и быстрыми шагами удалился из комнаты.
***
Этот час, кажется, был самым долгим в жизни Артёма, но зато он успел унять посторонние шумы в голове, хотя и не был тому особенно рад: вместо шумов появилась надоедливая пульсирующая по телу боль. Осмотрев комнату, стало понятно, что он не сразу заметил плотно обтягивающие его ремни, пришпиленные к стулу. Один из этих ремней шёл прямо через шею, что объясняло невозможность вздохнуть полной грудью, а заодно и натирало кожу. Так же было решено, что сейчас он не может толком определить, в какой жидкости он сидит, но она до омерзения похожа на запёкшуюся кровь.
– Итак, как ты тут поживаешь? – голос до сих пор двоился, но что-то подсказывало, что это не исправится со временем. – Знаешь, я должен извиниться. Мне стоило бы проявить больше гостеприимства, а не набрасываться на тебя, словно ястреб на жертву. Надеюсь, подобный казус не повредит нашему разговору в будущем.
– Да что ты, чёрт побери, такое несёшь? – Артём почему-то хотел рассмеяться, но всё ещё сдерживался, не желая усугубить своё положение. Кто знает, может, он общается с ранимой натурой?
– Ага! Я знал, что ты притворяешься! Ну так что, будем знакомиться?
– А у меня есть выбор?
– Нет, – довольно произнёс человек, – но из вежливости спросить стоило. Хотя бы из вежливости, хотелось бы подчеркнуть.
– Ты огрел меня по голове, затащил в какую-то нору, а теперь говоришь о вежливости? Своевременно ты, мать, вспомнила!
– Слушай, я не виноват! Ты просто не оставлял мне выбора!
– Какого к чёрту выбора?!
– Ты так часто чертыхаешься. Зачем ты акцентируешь на этом внимание?
– Сам подумай, я не в настроении сейчас разжёвывать что-либо.
– А всё же знатно я тебя огрел. Так сильно, что теперь ты вместо страха напитан наглостью, а заодно в тебе проснулся юморист!
– А мне что, рыдать надо? Извините, Ваше Высочество, в первый раз в таком положении, не знали. Опыта нет, так сказать.
– Если всё будет хорошо, то больше и не будет. Уверяю, это скорее вынужденная мера, чем простая прихоть. И дело не в том, что я гарантирую, что тебя больше никто не будет похищать, вовсе нет. Просто если всё же придётся отказаться моей идеи, ты банально не останешься жив… печальная история, конечно… но, ничего не изменить, часы тикают, таймер запущен, курок взведен, а карты на столе. Кто из нас двоих писатель, вот тот и должен увеличить этот ряд синонимических фразеологизмов.
– Это ты так на меня намекнул?
– Всё возможно. Ты посиди тут, а я пойду доделаю пару вещей. Освещение барахлит, надо бы починить, – он вышел, снова оставив Артёма наедине с собой.
Артёму казалось это нереальным. Он был уверен, что Сущность до сих пор с ним не заговорил лишь потому, что это всё были его проделки, отличающиеся завидным реализмом. И вот сейчас он тоже видит очередной хорошо прорисованный плод фантазии, даже не факт, что именно Сущности.
Жаль, что в этот раз сон отличался унынием. Ничего не происходило около двадцати минут, пока на потолке не замерцала люминесцентная лампа с красной подсветкой.
В дверь просунулась голова, посмотрела на горящую лампу и более нежным голосом крикнуло «Да» куда-то в темноту. Уже ставший знакомым мужчина зашёл следом и проследовал обратно к столу.
– Так-то лучше. Ты ведь уже знаешь, кто я? – несмотря на дополнительный источник света, лицо всё ещё невозможно было отчётливо разглядеть.
– Неужели это так важно?
– Значит, не понял… – он медленно зашагал в сторону лампы, попутно освещая лицо. – А жаль. Ты мог бы догадаться без подсказок.
– Какие люди. Профессор, вы ведь доктор наук!
– Почему это должно что-то значить? – лукавил Валентин. – Никто не мешает мне иметь какое-нибудь… хобби. И зависимость.
– Какое интересное, однако, хобби. Необычное.
– Какое есть. Помните, Артём, вы вчера днём спрашивали про удары судьбы? Конечно помните, вы всё помните, даже любую мелочь. Так вот, я решил, что могу рассказать вам о настоящих ударах жизни. Если бы этот разговор не состоялся, вы может так и пробыли в неведении, но, к сожалению, мы имеем то, что имеем, с тем, к слову, и работаем. Вы как никто другой были достойны спокойной жизни, без всех этих убийств, похищений и прочего, но когда Виктория прокричала ваше имя там, под фонарём, я понял, что это неизбежно! И вот мы здесь. Вы, в целях всеобщей безопасности, привязаны к стулу, и я… я же расскажу вам историю. История правдива, хоть и нереалистична, но именно она меня изменила, именно она стала моим началом… мда, как быстро способен измениться человек, как быстро. Вы уже наверняка решили, что знаете обо мне всё, но вы ошибаетесь, я докажу вам это прямо сейчас!
Валентин вновь обратился к столу, дрожащими руками нарыл какую-то склянку, открыл пробку и влил в себя красное содержимое.
– Знаете, Артём, существуют такие вещи, испытать которые на себе не пожелаешь никому на свете, даже тому, кого искренне ненавидишь. Вам было так интересно, про какие удары я говорил? Извольте…
– … Где-то лет пять назад родители отправили меня самолётом к дальнему родственнику. Он предпочитал традиционный образ жизни, жил охотой на таёжную живность, жил в своей избе в одиночестве, делал запасы на зиму, фактически, он – вымирающий вид людей, которые отказываются от технологий ради долголетия. Я в этом видел исследовательский опыт, возможность воочию увидеть дикую природу, её почти девственный вид. Только представьте, он жил за двести километров от ближайшего хутора, чего тут говорить про деревни, города или сёла! Да возле его дома ни одного источника света не было, что тут говорить про привычный туалет… из всех вещей, которые он взял с собой – джип, железная посуда, да ружьё с пачками патрон. Это было всё, что он считал необходимым для своего выживания, и не думаю, что ошибался.
Валентин вытащил из внутреннего кармана очки, протёр их тряпкой и всмотрелся в линзы.
– Что скажешь, мне полюбился его уклад жизни. Чёрт, а Вам бы не понравилось одиночество с природой? За полтора месяца этот отшельник дал мне больше, чем родители за всё время! Он научил меня азам выживания, использовать своё тело по полной, сделал меня сильнее, ловчее, хитрее! Благодаря нему я читал следы, умел стрелять, умел… знаете, жить, понимаете? Не существовать, как офисный клерк, не жить одним днём, случайно вставшим на повтор, а именно жить. Каждый день был чем-то большим, чем предыдущий. Он научил меня принципу жизни, что выживают лишь те, кто того достоин… как видите, я жив, – убийца замер глазами на точке перед собой, собирая мысли воедино.
– Однажды он решил взять меня на охоту… так, посмотреть за работой мастера. Мы взяли еды на неделю, фляги из кожи, оружие, патроны, одеяло из меха, все дела. В первый день всё шло просто прекрасно: я впитывал информацию, как губка воду, вдохнул впервые стрелянного пороха, когда дядя подстрелил зайца… он тогда сказал, что каждая жизнь важна, животных нельзя убивать ради забавы. Это дар природы, и если ими распоряжаться бездумно, то рано или поздно придётся платить… не знаю, была ли это плата, но в этой чёртовой чаще скрывались беглые заключённые. Перебили патруль, забрали оружие и сбежали в леса, а тут мы такие все из себя охотники.... Дядя пытался договориться, пытался!.. А впрочем, плевали они на гуманизм, на пустые слова; ему пулю, а меня ради забавы верёвкой к дереву рядом с трупом родственника. Знаешь, как я выбрался?! Я стёр ЭТИ руки в кровь, содрал с них кожу и выскользнул, заплутал, корчась от боли, пытаясь найти хоть какой след, но всё тщетно!
