не хотелось. Но вот, один из защитников поднял над стеной деревянный щит, что бы прикрыться от стрел. Три болта легли кучно, четвертый, пустой, чуть в стороне. Стрелки посмеялись над неловким аристократом, списав его неудачу на неумение. Никто и не подумал, что так кучно положить болты может только мастер. Арбалетчиков перебросили на другой участок. Михаил стал ждать.
* * *
Старый десятник Ерофей грозно отчитывал своих подчиненных стрельцов.
— Чего дурни ждали, удалью хвалились! У нас каждый чкеловек на счету, трудно было дощатый щит поднять? А теперь трое раненых. Хорошо, двое легко, а Васька, вон в грудь. Тегиляй от болта не спасет. От стрелы еще так-сяк, а от арбалета — нет! Вон, смотрите, доски и то почти насквозь пробиты! Кучно стрелял, гад, только непонятно в кого.
— Дядька, смотри, а зачем на болт веревка намотана, и на других буквицы выведены!
— Глазастый. Давайте ка, вынем эти болты и к воеводе.
Через час три болта лежали на столе у воеводы Афанасия Гагарина. Рядом с ним, разглядывая странные послания стояли его соратники, Василий Морозов и Федор Бутурлин.
— Что сие означает?
— Похоже на тайное послание. Стрелок отменный, три кучно положил, и все в щит. На каждом три слова — названия башен. Те башни и защищать и штурмовать сложно — узко, реки. Неужели шведы там штурм готовят?
— А зачем третий веревкой обмотан?
— Давайте размотаем, давай нож, Федор!
Вскоре в руках у бояр было написанное на бумажке послание.
— «Шведы могут начать штурм этих башен, начиная с Варлаамовой, но не раньше, чем вернется король. Будьте осторожны» и две буквы ММ.
— Интересно, кто это отправил?
— Теперь вспомнил! — воскликнул Гагарин — Федор Шереметьев предупреждал, что в свите короля может быть наш человек! Что бы присматривались к чему необычному.
— Так это предупреждение, или наоборот, сбить с толку хотят? Оборонять тот угол — неблагодарное дело. А у нас каждый человек на счету!
— А давайте сделаем так…
Густав вернулся печальным и горящим местью. Похвалил Якоба за внимание к бумагам покойного. Приказал в тайне готовиться к штурму именно этих башен. И начать с Варлаамовой. Но план был нарушен неожиданным прорывом в Псков подкрепления, во главе с воеводой Плещеевым. Через Гремячие ворота. Пока тайно переправляли 20 орудий, маскировали их, готовились к штурму, количество защитников крепости возросло. В Ярости Густав-Адольф отдал приказ о штурме. Двадцать орудий непрерывно поливали железом башни, разрушили верхний этаж Варлаамовой, частично — Высокую и Плоскую. Со стороны реки Кремль расстреливали пушки с другого берега. Под шум канонады пехота ворвалась в Врлаамову башню и закрепилась в ней, частично взяв стену, ведущую к Высокой. Особого сопротивления шведам не оказывали. Но при попытке по стене приблизиться к Высокой башне и Нижним решеткам, их встречал свинцовый град. Густав, воодушевленный первой победой приказал усилить пехотные части еще двумя полками и с рассветом продолжить штурм. Что бы взять все же Высокую башню, открывая дорогу внутрь Окольного города и на Кремль. Вечером все пировали в его шатре, празднуя первую победу и скорое падение города. Все восхваляли короля, забыв об авторе плана, покойном Горне!
Михаил не мог подключиться к веселью. И на вопрос короля о причине его грусти нашелся, и ответил, что стычки в Шотландии научили его, что надо опасаться, когда враг слишком быстро сдается. Это попахивает ловушкой! Не стоит пока вводить свежие части, надо подождать. Веселый Густав рассмеялся, заявив, что не стоит равнять хитроумных шотландцев с русскими простофилями, проспавшими свое слабо укрепленное место, и приказал ввести два полка. На рассвете разошлись. Михаил злился, старался, рисковал, а на его послание не обратили внимания! Он чувствовал, как устал, еще немного и сорвется, просто начнет убивать шведов! Наплевав на последствия! И вот, в момент такой слабости, утреннюю тишину разорвал гром! Взрыв был такой силы, что у шатров попадали столбы! И на короля свалился собственный шатер накрыв остатки празднества! Варлаамовская башня была заминирована. И вот, она похоронила под собой почти четыре лучших шведских полка. Урон колоссальный. Лучшие полки шведской пехоты не успевшие еще вступить в бой были уничтожены. Густав рвал и метал.
Хуже всего, что пока в лагере шведов царил траур, русские успели частично восстановить башню и стену Окольного города заранее припасенными материалами, не утруждая себя разбором завалов! Густав был в бешенстве. Он решился на последний, самый мощный штурм без всяких уловок! Уже по своему плану! Только жесткий обстрел города, а затем — штурм всеми силами войска! Начали подготовку. Новые позиции для пушек и новые укрепленные лагеря были готовы к середине листопада (октября). Невзирая на постоянные обстрелы с городских стен и постоянные вылазки защитников, все было готово к штурму. Весь огненный припас сосредоточили вблизи позиций, что бы стрелять без перерыва. Самый большой склад располагался около батареи из 20 пушек напротив южной стены Окольного города. Рядом же находились склады провианта и наиболее боеспособные части, готовые идти на приступ. Михаил понимал, что сейчас решается судьба не только города, но и всей компании! Возьмут город, все станет для России намного сложней. Устоит Псков — вся компания шведов развалится. Шведы сами начнут просить переговоры о мире, тем более, Сигизмунд начал укреплять Ригу и крепости в Ливонии, а в Швеции зашевелились его сторонники.
И Михаил решился. Нечего себя жалеть. Найдут, кого направить на переговоры кроме него! Сейчас важно не дать шведам победить. Превратив шансы 50 на 50, в 90 на 10 в пользу русских. Он давно наметил себе это место, крайнюю пушку недалеко от хранилища огненного зелья. Пару раз проходил мимо, как бы ненароком касаясь рукой ствола. Сегодня же коснулся рукой лафета, послав импульс силы. Отошел, осмотрел окрестности. Ему надо было быть не дальше, чем в 8-ми косых саженей от пушки, (около 20-ти метров) а это было опасно! Нашел небольшой холмик за которым был овражек с протекавшим ручейком. Идеально! Ночью не спал — писал письма отцу, матери, Анне, дочери, Шереметьеву. Объяснял, что выхода у него не было. Наказал Микки, если погибнет, переправить их на Москву. Заодно они обеляли и его, и его отца. Их никто не сможет обвинить в его гибели. Если же он выживет — немедленно сжечь! Помолился, попросил удачи, перекрестился и вышел из шатра. Микки с огромными от ужаса глазами преградил ему дорогу.
— Майк, — Микки впервые обратился к нему подлинным именем, — Майк,
