— Что это ты делаешь? — спрашиваю я.
— Обматываю ему ноги морскими водорослями.
Я никогда не слышала о том, чтобы кто-то обматывал ноги лошадей водорослями, но Шон, похоже, делает это с полной уверенностью, а значит, в этом есть немалый смысл.
Я снова взмахиваю курткой.
— Оставить ее где-нибудь здесь?
Вопрос задан просто из вежливости. Я не хочу, чтобы он сказал «да». Я, правда, не знаю точно, что именно я хотела бы от него услышать, но это должно быть нечто, позволившее бы мне остаться здесь и понаблюдать за ним еще хоть несколько минут. Но когда я все это осознаю, то понимаю, что моей гордости нанесен основательный удар; ведь если не считать моего желания выйти замуж за доктора Халзала, когда мне было шесть лет, я всегда полагала, что стою выше того, чтобы кем-то восхищаться.
Шон, стоящий по другую сторону двери стойла, оглядывает центральный проход конюшни — смотрит в одну сторону, в другую, как будто ищет место, где я могла бы бросить его куртку, но потом, нахмурившись, устремляет взгляд на меня, как будто только что заметив.
— Я уже почти закончил. Можешь подождать?
Я стараюсь не слишком таращить глаза на его руку, лежащую на шее красного жеребца. То, как пальцы Шона касаются шкуры коня, похоже на некое предостережение, Шон как будто велит Корру держаться подальше — и в то же время успокаивает его; я бы точно так же прикоснулась к Дав, чтобы напомнить ей, что я рядом. Но разница в том, что Корр только вчера утром убил человека.
— Ну, наверное, у меня найдется минутка-другая, — с притворной неуверенностью сообщаю я.
Шон окидывает меня взглядом, странным и непонятным, он оглядывает меня с головы до ног и обратно, и мне кажется, что он мгновенно проник в самые глубины моей души и пошл все мои намерения и грехи. Это куда хуже, чем исповедаться перед отцом Мунихэмом. И наконец Кендрик говорит:
— Если ты мне поможешь, дело пойдет быстрее.
При этом он едва заметно прищуривает глаза, и я понимаю: он меня испытывает. Достанет ли мне храбрости войти в стойло Корра после того, что случилось накануне утром, после того, как у меня было время подумать о том событии. Мое сердце на мгновение замирает. Вопрос ведь не в том, доверяю ли я Корру. Вопрос в том, доверяю ли я Шону Кендрику.
— А чем именно я могу помочь? — спрашиваю я, и лицо Шона проясняется, как небо над Скармаутом в хороший день.
Он снова плюет на пальцы и подталкивает Корра к задней стенке стойла, чтобы дать мне возможность открыть дверь. Я вхожу внутрь.
Шон Кендрик говорит:
— Не доверяй ему.
Я слегка прищуриваюсь.
— А как насчет тебя?
Выражение лица Шона не меняется.
— Я уж точно ничего плохого тебе не сделаю. Ты умеешь бинтовать ноги?
— С самого рождения этим занимаюсь, — напряженно произношу я, чувствуя себя оскорбленной.
— Звучит многообещающе, — замечает Шон и показывает на стоящее у стены ведро. В нем что-то черное, как смола. — Это кладем под бинты. Только очень ровно.
Не спуская глаз с Корра, я беру ведро.
— Водоросли должны лежать ровным плоским слоем.
— Хорошо.
— Под коленом оставь на дюйм свободного пространства.
— Хорошо.
— Надо бинтовать настолько свободно, чтобы сверху можно было просунуть палец.
— Шон Кендрик!
Я произношу это настолько выразительно, что уши красного жеребца тут же поворачиваются в мою сторону. Мне больше нравилось, когда он меня не замечал. Внимание Корра напоминает мне о том кабилл-ушти, который отыскал нас с Финном в сарае возле нашего дома.
Не похоже, чтобы Шон почувствовал необходимость извиниться.
— Думаю, будет лучше, если я все-таки сам все сделаю.
— Вообще-то это ты позвал меня сюда, — напоминаю я. — Но теперь я думаю, что ты мне не доверяешь.
— Не в тебе дело, — отвечает Шон.
Я бросаю на него сердитый взгляд.
— Ладно, оставим. Я буду его держать, а ты — бинтовать. Так что если получится плохо, придется тебе винить самого себя. И забери наконец свою куртку. Мне она надоела.
Шон смотрит на меня оценивающе, словно пытаясь понять, всерьез ли я говорю. Или, может быть, просто размышляет, в состоянии ли я справиться с задачей.
— Хорошо, — говорит он наконец.
И подносит ладонь к морде Корра, как будто предупреждая. Мы приступаем к делу — Шон второй рукой забирает у меня куртку, а я беру поводья. Кендрик натягивает на себя куртку и внезапно, как по волшебству, превращается в того самого Шона Кендрика, которого я видела в лавке мясника. И говорит:
— Следи за его зубами.
В моем голосе звучит неожиданная для меня самой горечь:
— Я видела…
— Не Корр был виноват, — возражает Шон. — Их нужно знать. И использовать только то, что действительно необходимо. Ты не можешь просто повесить все колокольчики, что есть на Тисби, на каждую водяную лошадь. Они все реагируют по-разному. Это же не машины.
— То есть ты утверждаешь, что если бы на Корре сидел ты, Дэвид Принс был бы до сих пор жив? — Вообще-то ответ на этот вопрос мы и так оба знаем, поэтому я добавляю: — Но почему?
Шон опускается на корточки возле ноги Корра, скользя по ней ладонью так, чтобы жеребец знал, кто рядом с ним.
— Ты разве не чувствуешь, когда твоя кобыла встревожена?
Конечно, я сразу это чувствую. Я выросла на ее спине, рядом с ней. Я знаю, когда ей плохо или когда она нервничает, и уверена, что она точно так же разгадывает все мои настроения.
— А тебя что, взяли обратно? — интересуюсь я.
В этот момент в конюшне загорается свет, наполняя стойла желтым сиянием; правда, у пола по-прежнему темновато. Шон теперь работает гораздо быстрее. Его руки двигаются ровно, он уже не останавливается, чтобы плюнуть на них, а значит, это было нечто такое, что усмиряло Корра, пока Шону некому было передать поводья. Неужели во всей этой изумительной конюшне нет никого, кто согласился бы подержать Корра, пока Шон работает? Все это время Корр безропотен, как овца, хотя уши у нею насторожены, как у козы. Шон, не поднимая глаз, отвечает:
— Малверн сказал, я смогу выкупить у него Корра, если выиграю на бегах.
— И поэтому он отменил увольнение?
— Да.
— А что будет, если ты не сможешь победить?
Теперь Шон смотрит на меня.
— А что будет, если ты не победишь?
Я не хочу отвечать на этот вопрос, потому снова спрашиваю:
— Ну а ты, если выиграешь, что будешь делать?
Он уже закончил обматывать ноги красного коня, но продолжает сидеть рядом с ним на корточках.
— С тем, что накопил, и со своей частью выигрыша я выкуплю Корра и вернусь в отцовский дом, там, на западных скалах, и пусть только ветер определяет, куда мне двигаться.
