Всё закончилось.
Сколько б она ни сопротивлялась мысли, что влюбилась, сколько б ни отрицала свои чувства, это было так легко отбросить! И сдалась же всего несколько дней назад, позволила себе поверить в то, что и ему она важна — зачем?
— Тэсси? — она почувствовала, как чужие руки крепко сжали плечи, и, не разбирая дороги, рванулась вперёд. Мужчина оказался сильнее; он рывком притянул её к себе, сдерживая, не позволяя сделать и шагу. — Послушай, Тэсси…
— Если тебе так мешало это проклятье, — она попыталась оттолкнуть Сагрона, — то ты мог бы… Да будь ты проклят!
Из уст проклятийницы это обычно звучало особенно грозно, но сегодня оказалось лишь жалким, тихим писком испуганной девчонки. Она шмыгнула носом, и мелкие слезинки впитались в его пальто, не оставив за собой и следа.
Как не оставят и следа воспоминания о ней через несколько дней. Он же теперь свободен.
— Мне пора, — она вновь дёрнулась, но Сагрон только отобрал сумку и отрицательно покачал головой. — Замечательно, значит, я уйду так, — Котэсса бросилась вперёд, уже почти увидев выход, зная, что он за следующим поворотом.
— Без тёплой одежды, вещей и денег? — окликнул её Дэрри. — Тэсси, будь разумной, пожалуйста.
Она застыла на повороте, не зная, бежать ли вперёд или всё-таки остановиться. Оглянулась на него и с трудом сглотнула, чувствуя, как подступает к горлу комок.
— Я и так была достаточно разумна, — прошептала Котэсса. — Теперь я имею право делать всё, что захочу, доцент Дэрри. Всё равно уже хуже не будет.
— Всегда есть что-то, что хуже, — он примирительно улыбнулся. — Подойди ко мне.
Она сжала пальцами острый угол поворота, словно надеялась вернуться в реальность. Эти улыбки — это просто уловка. Его мягкий тон — попытка заговорить ей зубы, чтобы не сказала Ирвину правду.
— Я не собираюсь отрицать то, что заявила сегодня утром, — ответила Котэсса, заставив себя расправить плечи и взглянуть на него со всем возможным достоинством. — Пусть они считают так, если это будет им удобно. Но я не собираюсь оставаться здесь ни на минуту. Верните мне сумку, господин доцент.
— Тэсси, — он подошёл вплотную, и девушка попыталась выдернуть вещи из его рук, но — безуспешно. — Нам надо поговорить. Я всё тебе объясню.
— Нам не о чем разговаривать, — если б не эти проклятые слёзы, прозвучало бы более правдоподобно. Как же она хотела не плакать! — Я хочу уйти.
— И куда ты пойдёшь? — когда Сагрон успел подойти настолько близко? — Один разговор, Тэсси. Пожалуйста, позволь мне… Не здесь?
— Какая разница где? — голос Котэссы звучал хрипловато. Она знала, что истерика притихла ненадолго, на несколько минут, а потом вернётся новым взрывом. Сагрон тоже это чувствовал; он взял её за руку, так и не вернув, впрочем, сумку, и повёл куда-то за собой.
Полгода прожить в общежитии — и не знать его толком! Сколько раз она прибегала из своей комнаты к нему, а до сих пор не могла запомнить дорогу от самого входа. Но сейчас Котэсса могла только смаргивать слёзы. Коридор превратился в размытое серое пятно, окружившее её яркими вспышками заснеженных окон. Она позволила Сагрону открыть дверь, буквально втолкнуть его внутрь — и едва не упала, зацепившись за валявшийся под ногами котелок. Он опять варил какое-то зелье?
— Зачем я сюда пришла? — спросила она, чувствуя накатившую следом за слезами слабость. Надо быть более чёрствой, проигнорировать его слова, но что-то подсказывало девушке, что не получится. — Я просто хочу уйти.
Сагрон опустился на ковровую дорожку, валявшуюся у подножия дивана, и сжал её ладони. Почти что на одно колено; от странной ассоциации с губ Котэссы сорвался горький смешок. Он держал её руки так, словно пытался вдохнуть в них тепло, и девушке внезапно стало стыдно за собственную дрожь.
— Куда ж ты пойдёшь? — мягко промолвил Сагрон. — Или ты спешишь сбежать из университета, вернуться к своим родителям и жить жизнью, которую будешь ненавидеть? Тэсси…
— Зачем было пользоваться этим артефактом? — выдохнула она. — Если ты настолько хотел избавиться от этого проклятия… Да ты мог остаться этой ночью со мной! — Котэсса попыталась освободить ладони. — И не нападать на тех несчастных. Или это тоже было ради меня? — последние два слова сочились ядом. — Да?
— Я не нападал на тех стражников, — покачал головой Сагрон. — И уж тем более я не пользовался артефактом.
— Но…
— Выслушай, — прервал её мужчина, — а потом будешь говорить. Не было никакого проклятия. Оно просто не подействовало. Элеанор в формулу включила множество ограничительных деталей; это проклятие можно использовать только по отношению к своей семейной паре, максимум к жениху-невесте. И, да, она была права, когда говорила о том, как его снять: но речь шла об обручённых, которые ещё не добрались до брачного ложа. Я уж молчу о обязательном факте измены, без которого проклятие просто не сработает!
Котэсса застыла.
— Элеанор провела эксперимент, — Сагрон говорил быстро, сбивчиво. — Когда ты случайно вложила силу в её слова, но ничего не вышло, она решила проверить, насколько сильно работает психология проклятий — продвигаемая её безумной мамочкой теория, что если поверить в действие проклятия, то оно само вернётся откатом. Она наложила на меня какое-то реагирующее на чужие прикосновения заклинания, подарила тот первый ожог. Может быть, и второй, я не знаю. А дальше меня уже ни к кому и не тянуло. У Жодора вырос хвост, потому что он был действительно проклят; нас с тобой связывала только чужая ложь.
— И как давно ты об этом узнал? — во рту пересохло. Котэссе казалось, словно она не пила воду уже много-много столетий.
— На защите Элеанор, — ответил он. — Чуть меньше двадцатки назад. Она представила научному совету свои результаты и там крайне чётко описала ограничительные формы проклятия. И навела в пример эксперимент по психологии проклятий, — Сагрон протянул руку, стирая последнюю слезинку с её щеки. — Улыбнись, Тэсси.
— Но если ты знал, почему не сказал мне? Зачем было продолжать всё это, если проклятия больше не было?
— Котэсса, ты правда считаешь, что мужчина может ухаживать за девушкой только в том случае, если от её согласия зависит, будет он проклят или нет? Тем более, такого рода проклятием? — Сагрон улыбнулся. — Солнце, когда Элеанор раскрыла свой великий секрет, было уже поздно.
— Поздно что?
— Делать вид, что ты — просто способ избавиться от проклятия, — пожал плечами он. — Никогда не думал, что дочь Хелены Ольи поможет мне в нелёгкой задаче поиска возлюбленной, но она, кажется, с этим справилась.
— Ты мог мне сказать, — Котэсса вновь попыталась встать, но Сагрон поймал её и усадил обратно на диван.
— Я хотел, — почти смущённо ответил он. — Но всё никак не мог найти подходящее время. Да и ты бы сбежала, заявив, что мне уже проклятие снимать не надо. Оно мне надо? Я думал, что выберу момент, скажу тебе… когда-нибудь потом. Но, Тэсси, не трогал я тот артефакт! Зачем он мне был нужен, снять с себя вчерашнее "чтоб ты сдох" от вахтёрши, когда слишком поздно ключи брал? — его улыбка показалась девушке искренней. — Ну, так это слишком мелко, чтобы так собой рисковать. И вправду мог бы сдохнуть.
— Но, получается, тебя оклеветали? И почему следователь не проверил тогда твои воспоминания? Почему согласился с моей ложью?
— Мы с Ирвином когда-то были очень хорошими друзьями, но сейчас, вероятно, у нас есть все поводы ненавидеть друг друга, — вздохнул Сагрон. — Но он не сволочь. Может быть, увидел что-то в твоей голове и решил пожалеть. А ко мне он не полез бы. Он до сих пор боится того заклинания… — мужчина запнулся. — В общем, это не имеет значения. Он не глуп и занимает свою должность не просто так. Может быть, заподозрил что-то?
Котэсса отстранённо кивнула.
— Но мне теперь, — наконец-то промолвила она, — всё равно некуда идти.
— Если я предложу тебе остаться у себя, ты ведь не станешь опять отказываться? — Сагрон поднялся и стянул её с дивана, заключая в объятия.
