А дверей снова было сто. Значит, впереди — новый виток.
— Ну же, Анри. — Пустота опустила ладони мне на плечи, заглянула в глаза. Сладкий мой, к чему тебе все это? Я ведь могу дать тебе куда больше. Надо только…
— Заплатить, — выплюнул ей в лицо. — Так вот, Пустота. Мне все равно, что ты говоришь. Все равно, что показываешь. Я выберусь, слышишь?
— Наивный мальчик! Разве ты еще не понял? Выхода нет!
И Пустота рассмеялась нечеловеческим каркающим смехом. Я бросился к ней, вцепился в горло с такой силой, что она захрипела, а потом обратилась в пыль в моих руках, чтобы снова возникнуть за спиной.
— Такой грубый, — прошептала на ухо, проводя пальцами вдоль позвоночника. — Мой милый, добрый Анри. Или уже не такой добрый? Ай-ай-ай.
— Катись в пропасть. Сгинь!
Я сбросил ее руку и снова замер перед дверями.
— Ты сильный мальчик, Анри, — прошептала Пустота. — Такой мужественный, честный. Но что же ты, такой честный, сидишь здесь, как преступник? Не потому ли, что честь — это слабость? Прими и пойми.
— Кто бы говорил, — усмехнулся я. — Знаешь, Пустота, мне становится ясно, что ты имеешь в виду. Да, от моей чести было мало толку. Я надеялся на справедливость, но ее нет. Не существует. Но я буду справедлив, и каждый получит свое. А начну с тебя, и если ты не выпустишь меня из этих треклятых лабиринтов, пеняй на себя.
Пустота только гулко рассмеялась.
— Забавный ты, Анри Вейран, — прошелестела она.
Изнутри поднимался гнев. Я хотел уничтожить ее — и не мог. Хотел размолоть в порошок — и понимал, что придется эту цель оставить напоследок. А пока что…
— Я больше не стану игрушкой в твоих руках.
— Что? — растерянно спросила Пустота.
— Говорю, что не позволю и дальше играть моей жизнью.
— А что же ты будешь делать? — весело спросила пленница этого места.
— А вот что!
Да, здесь почти не было магии. Почти! Я призвал все, что мне было доступно: весь гнев, всю боль и горечь, ненависть, несбывшиеся надежды — и обрушил на двери перед собой. Свод затрясся, словно собираясь рухнуть мне на голову. Пустота глухо вскрикнула, а двери вдруг пошли трещинами, чтобы мгновение спустя превратиться в груду осколков у моих ног.
