поблескивала иллюзия. Ночной город с черными обелисками зданий переливался голубыми, синими и белыми огоньками. По стеклу стучал дождь. В центре же комнаты, на сером ковре, стояла круглая белая кровать, на которой и лежал Кальц.
Лежал он в очень грустной позе. Свернулся калачиком, к двери устроился спиной. Его красивые волосы свесились на пол. Над постелью тускло горела скрученная спиралью синяя трубка, придавая открывшейся мне красивой картине нарочитой холодности.
Я со вздохом закрыла за собой дверь и молча, на цыпочках подобралась к демону поближе.
– Привет, Яна, – непривычно грустно сказал этот артист. – Прости, что-то я совсем расклеился. Сейчас соберусь и поговорим…
Он попытался встать, но я уперлась ему рукой в плечо и заставила опуститься на место. От прикосновения к демону мне, кажется, изрядно перепало его меланхолии. Захотелось вдруг лечь рядом, обнять бедолагу и лежать вот так, слушая ненастоящий дождь до тех пор, пока не полегчает. И именно это я и сделала. Прилегла рядом, потеснив Кальца, прижалась боком к его спине, перекинула через себя его гриву и принялась пропускать через нее пальцы.
– Ну вот, ты от меня заразилась, – повинился демон.
Я решила молчать до победного. Кальц тяжело вздохнул, поворочался и тоже улегся на спину, свесив с постели ноги. Потом, подумав, сунул голову мне под мышку, будто намекая – погладь, погладь демона. Мне было не жалко, я погладила, вдыхая исходящий от волос приятный аромат мускуса и ириса.
– Вот лежу и думаю – какой же я дурак, – начал он. – Ведь понимал, что я ей нравлюсь. Думал, может, у нее перегорит со временем… а оно все не перегорало. Кто же знал, что она из-за меня так себе навредит.
– Она тебе совсем не нравится? – спросила я осторожно.
– Я демон, – дернул плечами Кальц. – Она – матриарх. Такие как я влюбляются часто, часто меняют любовников. А такие как она любят раз и навсегда. Такова наша с ней природа.
– Не думаю, что дело только в природе.
– Как раз в ней, – покачал головой. – Жители Эквариуса, какими бы они не казались цивилизованными, частенько ведут себя как дикие животные, не могут противиться инстинктам. Не в обиду, но это так. Я читал… в общем, что матриарх выбирает самого сильного, умного и красивого мужчину в окружении и делает его своим мужем. Не в прямом смысле, парень может даже не знать, что в каком-то роде ей принадлежит. Она опутывает его, окутывает своей любовью, заботой… и делает от него детей. Представь себе, это самое невинное зачатие на все семь миров. Никакого секса, чисто платонические, ментальные, а, порой, и односторонние отношения. Она цветет раз за разом и дает плоды, просто на него глядя. Я… этого не понимаю… я слишком для этого пошлый и грязный… и мне кажется, что для нее это было бы мучительно….
Я тяжело вздохнула, гладя Кальца по волосам.
– Знаешь, я бы очень хотел с ней уехать на Эквариус, – продолжал он дрогнувшим голосом. – Это мой шанс, я ведь так всегда мечтал уйти с Плутоса. Она бы забрала меня с удовольствием, никто бы не смог ей этого запретить. Брусника ведь хороший человек, хороший друг, но… я как подумаю… Она ведь выбрала меня, предпочла всем этим эльфам. Они-то с нее бы сдували пылинки. А что я? Я не умею долго любить, понимаешь? Ну на какое-то время меня хватит, а потом что? Буду ей изменять? Ей лучше было бы предпочесть мне Мэта, или Альбо, они ведь так на нее смотрят. И понимают… а я не могу… и знаешь, что самое страшное?...
Он испуганно вцепился мне в бок.
– Самое страшное, что она сама все это понимает. И она уже приросла ко мне и сбежала, Янка. Чтобы я вдруг, не дай темная вода, не согласился с ней уехать. У нее от этой влюбленности, которая всем кажется девичьей глупостью, будет много детей. От меня.
– Бедная Ника, – вздохнула я. – И бедный ты.
– Ты жалеешь меня? – покачал головой Кальц. – Я бы на твоем месте меня ненавидел.
– За что?
– Я ведь сделал Бруснике очень больно. А теперь лежу и грущу, занимаюсь самоедством и даже не могу собраться. На Плутосе такое поведение недопустимо… хотя… там и проблемы-то такой не возникло бы. Там жизнь идет слишком быстро, слишком легко и распутно, чтобы кто-то на кого-то за что-то долго обижался.
Кальц скосил на меня виноватые глаза и признался:
– Никогда в своей жизни я еще не оказывался в такой сильной депрессии. И еще ни разу не случалось такого, чтобы я не видел выхода из положения.
– Эх, я бы тебе что-нибудь подсказала, – вздохнула я, – да у самой с Фрино проблемы. Попробуй разберись во всех этих различиях между мирами, расами, менталитетами...
– Знаешь, – еле ощутимо улыбнулся Кальц. – Мне хотелось бы подружиться с твоим парнем. Но я стесняюсь к нему подойти…
– Ты чего-то стесняешься? – удивилась я. – Кажется, ты точно заболел…
– Ну, я не так выразился, – закусил губу демон. – Скорее побаиваюсь. Вы, все те, кто не демоны, меня очень пугаете.
– Чем же это?
– Я вас не понимаю, не слышу эмоций. Демоны делятся своими чувствами всегда. А люди… люди соревнуются в том, кто лучше умеет их скрывать. Это страшно, особенно если ты привык к полной открытости. Наверное, именно поэтому мне здесь, в желтом, так тяжело приходилось в начале... да и сейчас. Вот когда мы к соревнованиям готовились – почти хорошо было. Браслеты, которые Эйнар сделал для нас, немного помогали мне с их эмоциями. Мы и сейчас их носим, да только не используем по назначению. Все слишком привыкли скрывать свои чувства. Мои соседи ведь профессионалы недоговаривания, магистры масок, настоящие мастера держать лицо. Будущие политики. Я не меньше их всех хочу править, мечтаю создать где-нибудь – на Вэйдане или Эквариусе например, на крайний случай на Готреде – колонию демонов. Показать всему миру, что мы не плохие, просто немного другие. Я понимаю, что мне тоже надо научиться прятать все в себе. Я даже пытаюсь. Эйнаром так я вообще немного восхищаюсь. Но даже Альбо, у которого, как всем кажется, мысли со словами не расходятся, лучше прячет свои эмоции, чем я...
– Ты на себя наговариваешь, –
