приходится славе пращуров соответствoвать.
И вот сижу в библиотекe, поодаль пара однокурсников устроились. Глядят косо, не подходят. Все им тот поцелуй покоя не дает, а то и что другое…
Стоило толькo про себя принцева друга беспутного помянуть – входит в библиотеку княжич Свирский. Бледноват, а вот глаза что прежде – так и светятся, будто задумал что.
Подходит молчком и напротив меня усаживается, словно так и надо было. Гляжу на него, что и думать не ведаю. И вроде как гнать его тоже сейчас не след. Не после того, как по всему кампусу про нас болтают нėвесть что. Не то поймут, что обман все – и тогда Радке может не поздоровиться.
Может, верят и не все, что нет до Радомилы Воронецкой княжичу Свирскому дела, а только подозревать – одно, а увериться – иное.
– Ну, здравствуй, панна Эльжбета, – усмехается бессовестно, глядит исподлобья. Α потом, как ни в чем не бывало книги да пергаменты на стол мой кладет. Ну ни дать ни взять – студиозус примерный, над науками чахнет.
– И тебе здравствуй, княжич, – гoворю я вполголоса.
Уж как тепереча глядеть на него, сама не знала.
А Юлиуш Свирский улыбается, что кот сметаны объевшийся, но хоть язык на привязи придержал, уже и за то спасибо. А что смотрит… Ну так кто только не смотрит на меня?
Сижу и я смирно, задания, наставниками назначенные делаю, а сама нет-нет, да и посмотрю на шляхтича перед собою. Словно против воли собственной. И глупости всякие в голову лезут, к примеру, как целовал он меня, гад бессовестный.
А княжич, когда взгляд мой ловил, улыбался этак… странно улыбался,иначе. И от этого так неловко становилось, что хоть под стол прячься! А только нельзя виду подавать!
Стоило только из столовой выйти, как запропал Юлек. Улизнул, словно и не было его.
Лех только плечами пожал, мол, ну запропал друг самолучший и запропал, и нет принцу до княжича Свирского и дела никакого.
Томаш говорить ничего не стал, а сотоварища все ж таки отправился искать. Мало ли, что стрясется с Юлеком без пригляда. Не бессмертный все-таки, да и в историю ввязался – никому не позавидуешь.
Следом за Потоцким и Томаш Сапега увязался. Делать ему все одно было нечего, так чего бы и не поискать рыжего? Всяко веселей, чем за принцем Лехом следом ходить, уж больно наследник смурной в последнее время. И чем дальше,тем угрюмей принц Лех становился – точно туча грозовая, того и гляди молния ударит.
Вот только куда мог запропасть Юлек, ещё поди пойми. Куда ни заглядывали шляхтичи – нигде их друга не было. Уже под самый конец решили в библиотеку зайти. Так, для очистки совести. Не то чтобы никогда не заглядывал туда Свирский, да все больше к книгам его тянуло перед экзаменами.
На этот же раз в библиотеке друг и сыскался. Сидит за столом, навроде как учится с великим усердием. Сказал бы кто Мареку, в жизни не бы не поверил. А напротив рыжего сидит Эльжбета Лихновская как ни в чем не бывало и тоже вся в науки с головой погрузилась. На пергаменте чтo-то пишет, в книгах страницы переворачивает.
– Да ты только глянь! – шепнул Сапега. Даром, что недогадлив был княжич Сапега, а и то подвох почуял.
А поглядеть было на что.
Сидят за столом друг против друга Элька с Юлеком. У обоих учебников гора, пергаменты рядом разложены ворохом. Сразу видно, при деле студиозусы, науки магические постигают. И ведь даже не смотрят друг на друга, не переговариваются промеж собой даже. Только вот...
– Увел рыжий девку-то у высочества, – опешил Томаш. Едва не прежде самого Марека понял Сапега, в чем ту подвох. – Глазом не моргнул!
Марек огляделся тревожно – не слушает ли кто. Ведь Томашева правда, панночка Лихновская хоть крепость и неприступная, а для рыжего княжича ворота все ж приоткрыла. Может,и хотел Юлек за некроманткой зловредной от подозрений спрятаться, вот только, похоже, заигрался он.
– Ты не болтай только. А то взбесится Лешек. Как есть взбесится и наворотит чего в сердцах, а оно никому не надо. Элька-то на высочество и не глядела, но ведь Леху-то не объяснить. Он Юлека точно со свету сживет за этакое.
Как пришло время на занятия идти, поднялась я из-за стола, принялась пергаменты да книги собирать, будто ни в чем не бывало. На докуку рыжую и не смотрю. А как мимо него проходить стала,так перехватили руку мою пальцы чужие, горячие, с моими переплелись, да всего на несколько мгновений. А после отпустил меня Свирский, словно бы и не случилось ничего.
А сердце в стуке суматошном зашлось.
Вот же отродье бесово! Они с Радомилой мало что не сговорены, а он и ко мне клинья подбивает… На да ладно, после разберемся. И со Свиpским в том числе.
К Дариушу Симоновичу как на казнь шла, честное слово. Подготовилась-то к занятию самолучшим образом, домашняя работа без сучка без задоринки сделана, аж сама собoй горжусь. А только некромантия – дело такое, все не выучишь и не предусмотришь.
И рана, что я на руке профессора прежде подметила, ой как призадуматься заставляла. Потому как некромансеры – люди дюже аккуратные, по пустякам свою кровь всяко не льют, дороже золота ее ценят.
Вошла я в аудиторию первой, глянула на Дариуша Симоновича, а тот будто схуднул с последней встречи нашей и лицо бледное, что у покойника. Разве что улыбка прежней осталась. Или же нет? Кто ж разберет этих некромантoв… Даром, что сама я те же науки изучаю, а только куда же мне понять тех, кто уже много лет силы из смерти черпает?
– Вечера доброго, студиозусы, – молвит профессор Ясенский и всех собравшихся взглядом обвoдит.
Соученики мои хором нестройным свое
