А может она вообще ничего не скажет и уйдет, просто кивнув и дав мне понять, что услышала меня, но на этом все? И что тогда? И новая волна отчаянной паники вновь схватила меня за горло своей стальной рукой, сжимая его со всей дури и не позволяя вдохнуть ни капли живительного кислорода. Пожалуйста, малышка, не делай этого с нами!
— Килиан, то, что ты сейчас сказал мне, безусловно, очень трогательно и душещипательно. Но дело в том, что мне не нужна твоя любовь. И ты мне тоже не нужен. Совсем, понимаешь? Единственное, что мне хотелось бы от тебя получить, так это личное пространство и возможность жить без постоянного прессинга с твоей стороны. Не важно сколько ты будешь таскаться сюда и твердить о своих чувствах — ответ будет один. Ничего, из того, что ты можешь мне предложить, мне не надо. Я надеюсь, это понятно, и ты не будешь еще сильнее злить меня и раздражать своим присутствием в моей жизни? Давай тихо и мирно разойдемся, как взрослые люди. Ни видеть, ни слышать тебя у меня больше желания нет. Все, закончили.
Каждое ее слово, наполненное сплошным равнодушием и безразличием, рвало меня на куски, перемалывало в пыль и размазывало о реальную картину происходящего. Ей реально на меня фиолетово. Она отгородилась от меня не только защитный барьером, но и четким пониманием, что нам в этой жизни не по пути.
— Ванда, пожалуйста, не надо так, — шепчу я, а потом чувствую, как стальная хватка, которая все это время вытягивала из меня силы, вдруг исчезла, освободила меня от своего пагубного влияния.
— Перестань, Кил. Просто уходи, живи своей жизнью, радуйся новому дню, но только, пожалуйста, без меня. И прошу тебя, цени мой последний для тебя подарок, я могла бы мучить тебя всю твою оставшуюся жизнь, но дарю тебе возможность вернуть себя прежнего. Не заставляй меня жалеть об этом. А теперь иди и забудь сюда дорогу, здесь никогда не будут тебе рады. Это мое решение, я прошу уважать его. Прощай.
— Мы же Истинная пара, малышка. Именно это обстоятельство и не дало Сорос завладеть твоим телом, — в последний раз попытался я достучаться до нее.
— Мне плевать. Хотя…ну хоть какая-то от тебя польза, Кил, — сухо кинула она мне в ответ.
А потом просто развернулась и ушла. Вот так просто. А я от отчаяния даже и не знал куда себя деть. Как так-то? Не может быть! Ну не может же, правда?
И только одна мысль бьется в моей голове: «неужели же я проиграл?».
Ванда
Я его прогнала, а как иначе? Разве можно простить то, что не прощают? Он обрек наших детей на смерть, в который раз выбрал не меня, а Амаль. А когда наконец-то узнал, что невеста оказалась такой же второсортной блядью, как и он, на которой места негде ставить, так сразу воспылал ко мне чувствами. Да не смешите мои тапочки! Это может быть все что угодно, но только не любовь.
Вспоминаю, что было и сердце рвется на куски.
На вопрос, когда у него последний раз секс был, он даже растерялся ответить однозначно. Не ожидал, наверное. Правильно, любовь и трах вещи ведь разнополярные, нечего их в одну кучку мешать. Так что ли? Не мужик — мечта!
Там, на поле боя, после того как я все-таки прикончила свою мать, я хотела убить и его. Я могла бы это сделать, но моя рука дрогнула, и я возненавидела Аль-Надира за это еще больше. Он достоин смерти так же, как и наши дети, он должен был умирать, корчась в муках, истекать и харкать кровью! Он обязан был страдать, так же, как и они!
Но я не Сорос. Чем была бы я лучше нее, если бы убила Ра Справедливости? Правильно, ничем.
Поэтому я тогда просто отмахнулась от его лживых слов, рассыпалась на атомы и улетела зализывать свои душевные раны в одиночестве, не забывая мучить Аль-Надира снова и снова. Он выкарабкался, не умер, я не позволила, но и к прежней жизни я ему вернуться не дала. Я планомерно вытягивала его силы и иссушала его тело. Только вот облегчения от этого не испытывала. Я просто делала это на автомате, считая, что он все это заслужил.
И каждый день я корчилась от муки. О, Хаос, зачем нужно было забирать у меня детей? Ведь сейчас я бы не осталась совсем одна в этом мире. У меня было бы два крохотных существа, которых я бы холила и лелеяла. Я подарила бы им столько любви, сколько бы вместили их малюсенькие сердечки. Мои крошки знали бы, что такое материнская забота, в отличие от меня.
После боя я вернулась в свой маленький домик в лесной глуши, заперлась там на все засовы и отгородилась защитным куполом, дабы меня ни одна живая душ не смела тревожить и предалась своей тоске на долгие две недели, пока однажды, не почувствовала чужое присутствие.
Я думала, что это пришел Он. О, как я хотела бы, чтобы это был Он. Я бы еще раз хорошенько прошлась по нему своей разрушительной магией, заставила бы захлебнуться от боли и тоски, показала бы ему всю глубину отчаяния. Но, увидев на лавке Великого, сникла.
Не Он.
— Зачем ты пришел, Кай? — без приветствия перешла я сразу к сути его визита.
— Привет, Ванда, — тепло улыбнулся мне Архонт, но я только сухо кивнула ему в ответ, — я хотел узнать, как у тебя дела? Как поживаешь? Что нового? Может помощь в чем нужна, например, Кила извести? Ты говори, не стесняйся.
— Спасибо, с последним я и сама прекрасно справляюсь, — равнодушно выдала я и отвернулась.
— Значит, на диалог ты не настроена?
Я же только покачала головой и замерла, ожидая что еще захочет сказать мне Великий.
— Я передал Верховным кристалл Эббера, он полностью настроен на тебя и синхронизирован. Ты можешь собрать энергию, рассеянную твоей матерью? — и вновь от меня только утвердительный кивок, — Отлично, спасибо. Слушай, Ванда, тебе не кажется, что вам с Килом пора бы уже поговорить и…
— Уходи, Кай, — почти закричала я, закрывая уши руками, — уходи! Какие могут быть разговоры? Зачем? Наши дети умерли, и я вместе с ними…
И предательская слезинка сорвалась с ресниц.
— Что? — он нахмурился и пристально на меня посмотрел, — Но, Ванда…
Я же не стала больше слушать его, слишком больно, слишком тяжело! И снова
