И в тот же момент, ощерив острые зубы, Коллум выступил из кустов. Встал в десятке шагов перед ними, и даже шерсть у него на спине встала дыбом…
— Белый волк, — выдохнул Стив Уоттс.
— Оборотень, — прошептала его жена, прижав к себе копошащийся сверток.
Лошади заволновались, забились, вращая глазами, и Коллум угрожающе зарычал, так что они и вовсе взбесились. А люди, застывшие между пологим склоном лощины и диким зверем, казалось, онемели от страха.
И только тогда, убедившись, что достаточно напугал этих двоих, Коллум, враз обернувшись, сказал совершенно пораженным увиденным людям:
— Вы видели, мне не стоило никакого труда наброситься и разорвать ваши глотки. Всего лишь мгновение — и вас бы не стало, но ты, Гледис, прав: бог велел нам прощать. — Он выдержал краткую паузу. — Ответить злом на зло проще простого, простить — в этом настоящая сила. Отдайте мне это дитя, и я отпущу вас, простив за убийство отца, — сказал Коллум, указав на ребенка. — Видит бог, я страстно желал отомстить вам за все, что случилось со мной, но теперь понимаю: убийства не приносят покоя. — И повторил: — Верните дитя.
Мария Уоттс, вцепившись пальцами в детское одеяльце, вдруг выставила ребенка над крутым обрывом лощины и прокричала:
— Мне не нужно ваше прощение, Коллум Шерман. Ваш отец отнял у меня дочь, я отниму у вас сына!
Сына… Она ошибалась, как и все в Ланкашире, но Коллуму неожиданно захотелось, чтобы эти слова были правдой.
И он отозвался:
— Ты умрешь, если это случится. Умрешь без покаяния и молитвы… Господь никогда не примет тебя.
Стив Уоттс, в прошлом церковный староста, обратился к жене:
— Мария, не бери на душу грех детоубийства. Отдай дитя, и покончим с этим. Прошу!
Эмоции и противоречивые чувства, казалось, разрывали женщине сердце, они хороводом сменяли одно другое на ее бледном, осунувшемся лице. Коллум видел каждое… Осязал его, превратившись в один настороженный нерв.
Он не мог вернуться к Аделии без ребенка!
Он не вернется, если с младенцем что-то случится…
И вот лицо женщины дрогнуло, злые слезы отчаяния заблестели в уголках глаз. Она притянула ребенка к груди, поглядела на него с болью во взгляде и, наконец, осторожно опустив его на траву, отступила к готовым сорваться с привязи лошадям.
Коллум приблизился и поднял ребенка с земли.
— Вы приняли правильное решение, миссис Уоттс, — произнес он. — А теперь уходите и больше не возвращайтесь. Вы знаете, если придется, я найду вас везде где угодно! Мне это не составит труда.
И с такими словами он развернулся и скрылся с ребенком Аделии на руках в зарослях леса.
Между тем, Айфорд-мэнор полыхал, словно факел. Пожар охватил все этажи дома… Жадно лизал старые стены своим огненным языком, превращая добротное некогда здание в черное пепелище. Слуги сновали, вынося все, что удавалось спасти: ковры, зеркала, сундуки с одеждой и кухонной утварью. И Аделия, полулежа на спасенной из огня оттоманке, глядела, как рушится весь ее мир. Но не это волновало ее в данный момент… Она думала о ребенке. О том, где он сейчас, и удастся ли Коллуму вернуть его невредимым… Живым. И что случится, когда она настигнет супругов Уоттс…
— Потушить пожар не удастся, — произнес подошедший к ней брат, — но хотя бы он не перекинулся на конюшни. Лошади в безопасности… Как и овцы.
Аделия отвела взгляд от ворот и глухо спросила:
— В доме никого не осталось?
Тот замешкался на мгновение, но Аделия, слишком занятая другим, этого не заметила.
— Все, к счастью, успели выбраться до того, как огонь разгорелся сильнее.
— Где Маргарет?
— Помогает служанке с обожженной рукой.
Она молча кивнула, но вдруг вспомнила:
— А мой муж, кто-нибудь видел его?
Сэмюэль Лэмб незаметно сглотнул, изобразив недоумение:
— Я не видел его с тех самых пор, как вернулся в поместье.
— Где же он? — Аделия огляделась, но увидела только Бенсона, прижимавшего к сердцу спасенный гроссбух. Глэнис и Брэди со слезами глядевших на полыхающий дом… Керру с матерью. Двух мужчин с мыловарни… Мальчишку конюха с ведром, полным воды. Няню Бэт… Айфорда не было среди них.
И вдруг, позабыв обо всем прочем, она услышала плач… Детский тоненький голосок, от которого враз встрепенулась. Глянула на дорогу, ведущую к дому, и сердце захолонуло от счастья: там, обнаженный, словно первозданный Адам, кое-как прикрытый огромными листьями лопуха, шел мужчина с ребенком на руках. Она поднялась и, не в силах сдержать нетерпения, пошла к нему через двор.
Они встретились в воротах. Взглядами, пальцами рук, трепетным стуком сердец…
— Ты вернул его, — прошептала Аделия, прижимая ребенка к груди.
— Я вернулся, — произнес Коллум Шерман и, склонившись, поцеловал ее в губы.
эпилог
— За счастье и процветание молодоженов! — провозгласил Варн Лэмб, поднимая полный кубок вина.
— За счастье и процветание молодоженов! — подхватили гости за длинным столом, и пиршественная зала Шерман-хауса наполнилась сотней восторженных голосов.
Жених стиснул скрытую скатертью руку невесты.
— Еще немного и эта пытка закончится, — прошептал он ей на ухо, продолжая улыбаться гостям. — Дадим им возможность порадоваться за нас.
Аделия молча кивнула, ощущая, как от волнения горло перехватило. Еще чуть-чуть, и они останутся только вдвоем… Она и этот мужчина, от одного взгляда которого она мурашками покрывалась. И ощущала испуг, предвкушение, радость, и волнение одновременно. Они накрывали ее с головой, заставляли сбиваться дыхание и дрожать кончики пальцев.
— Я знал, — услышала она голос отца, — что такая дочь, как Аделия, пойдет далеко: если не герцогиней, то титулованной баронессой быть ей, как пить дать. И поглядите, сидит под руку с Шерманом, в свадебном платье принцессы и станет хозяйкой этого славного дома…
Она зарделась, как многие было решили, от удовольствия, леди Стентон даже шепнула ей на ухо:
— Ваш отец вами гордится. Отчего же я не вижу здесь вашу мать?
— Третьего дня она разрешилась от бремени крепеньким сыном и вынуждена оставаться в постели.
— Так вас можно поздравить, вы снова стали сестрой?
— Да, это так. Благодарю!
Баронесса Квинсли тоже вставила слово:
— А где же наш уважаемый дознаватель, герой, избавивший Ланкашир от страшного зверя? — не без кокетливости осведомилась она. И серьезнее: — Я до сих не могу даже представить, как Адэр Брукс, столь уважаемый человек и приятный мужчина, мог оказаться страшным монстром, мучившим всю округу.
— Воистину сам Люцифер завладел его сердцем, — поддакнула леди Стентон. — Страшно представить, что было бы с нами, не срази его ваш уважаемый брат серебряной пулей прямиком в сердце.
Теперь Аделия побледнела, да так явно, что обе женщины заволновались.
— Вот, выпейте немного вина, моя дорогая, — наполнила женщина ее кубок.
— А я обмахну вас веером, дорогуша! — взмахнула веером леди Стентон. — Не стоило нам поминать эти страшные вещи… да еще в столь радостный день… — Она снова взмахнула веером и поспешила переменить тему: — Скажите, как удивительно получилось, моя дорогая: дважды на Рождество вы стали невестой. Сначала несчастного Айфорда… а теперь — Шермана. И скажу, как на духу: я бы с радостью поменялась с вами местами, особенно этой ночью. — Еще один быстрый, почти взволнованный взмах веером и ресницами. — После своего чудесного воскрешения Коллум Шерман стал как будто бы шире в плечах и притягательней, как бы странно то ни звучало. Вам не кажется, что в его серых глазах полыхает дикое пламя? — обратилась она уже к баронессе.
И та хихикнула, словно девчонка:
— Полагаю, он страшно изголодался по женскому телу. Вам придется, моя дорогая, хорошо постараться, чтобы этот огонь потушить!
Аделия стиснула пальцы на оборке подвенечного платья. К слову, опять голубого… И задрожала.
— Да вы как будто боитесь, — обхватила ее за плечи словоохотливая подруга. — Можно подумать, вас еще не касался мужчина… Тем более Шерман, — она вскинула бровки, — был вашим первым в прошлую брачную ночь.
