– Привези их в дом Фэй – я сейчас живу здесь.
– Это нужно решить сегодня, максимум завтра.
– Значит, вези сегодня.
Я медленно выдохнула.
– Я рядом с домом Фэй. Могу заехать в течение часа.
– Приезжай.
Закрыла сотовый и откинула голову назад. Ник уже должен был обнаружить что все мы уехали…давно должен был обнаружить. Но он так и не звонил. Ни мне, ни детям. Хотя…конечно, не звонил, ведь он умер три месяца тому назад.
*1 – Моя Анна, моя…живая (польский. Прим авторов)
Глава 20
Я прошёл прямиком к бару и достал бутылку и бокал, не оборачиваясь на Воронова, плеснул виски и опрокинул его в себя, откидывая назад голову и зажмуриваясь. Долбаное время. Хотя бы пять минут, чтобы прийти в себя, чтобы справиться с эмоциями, не позволить им вырваться наружу. Внутри всё сжимается от противоречия, потому что поздно. Сейчас, мать вашу, поздно. Там, пару минут назад я должен был сдержать себя. Не показать свою боль. Шок…я думал, он прошёл за дневные часы, думал, что смогу смириться с этой новостью…с фактом, перед которым меня поставили. Но нет. Я ошибся. Стоило увидеть Анну…ожившее напоминание собственной боли, ту, которую любил когда-то…и всё. Всё…Чёрт меня подери! Сорвался. Перестал замечать окружающих, перестал сканировать чужие эмоции, захлебнувшись собственными. И чтобы не тонуть в них одному, решил утянуть за собой и Анну. Потому что только от осознания, что не помнит меня, внутри гнетущая пустота образовалась.
Вот только это цунами не коснулось даже её пальцев ног. А со мной рядом тонула Марианна. Но я понял это слишком поздно. Только увидев сына с ней, только открывшись её боли, и охреневший от той волны, которая прямо в грудь ударила. Шёл за Владом, приложив ладонь к сердцу, казалось, эта волна все кости раздробила на части, и сейчас они висели переломанные, острыми краями протыкая насквозь внутренности.
Не дойдя до кабинета, хотел развернуться, но остановился, почувствовав резкое проникновение в свою голову, словно зубчатые лезвия вспарывают мое сознание. И только один бессмертный, кроме меня, в этом доме был способен на подобное.
«– Не смей, – его голос искажён, и я вздрагиваю от странного ощущения, что слышу мысли не его самого, а кого-то внутри него.
– Слишком мал, приказывать мне, Самуил.
– Не смей, если не хочешь заставить её выбирать прямо сейчас.
– О чём ты, мать твою?! – Шагнул к нему и застыл, увидев, как он сильнее сжал в объятиях Марианну и оскалился, глядя поверх голов гостей на меня.
– Или я, или ты, Николас. Как думаешь, кого она выберет?
– Мне плевать. Выбор буду делать я, и если ты, малолетний ублюдок, помешаешь мне…
– Я бы всё, что угодно отдал, чтобы на самом деле оказаться ублюдком, а не твоим сыном. Тогда бы мне было легче врезать тебе за всё это. Дай ей время, Ник. Не унижай ещё больше».
И я уступил. Потому что действительно не захотел ставить Марианну перед этим выбором. А, может, потому что знал, кого она выберет. И тогда…тогда здесь мог разверзнуться самый настоящий Ад.
Очнулся от тихих ругательств Воронова, нагло вырвавшего из моих рук бутылку.
– Определенно, мать твою, гостеприимство – это не про тебя.
– Зато ты, как посмотрю, любишь приходить с дорогими подарками в гости.
Он зарычал и оттолкнул меня к стене, удерживая рукой за плечи.
– Анна – не подарок, запомни это, Мокану! Она моя жена. И мне, чтоб тебя, чертовски не понравилось, как ты, сукин сын, обращался с ней.
Он резко отвернулся и залпом выпил виски, тут же разливая новую порцию мне и себе. Протянул мне один бокал и рухнул в кресло.
– Ты, видимо, ещё не до конца понял, в какую задницу попал, да? Тогда запоминай, Мокану: ты ни на шаг не приближаешься к МОЕЙ жене и ребенку. Ты никогда больше не используешь на ней свои грёбаные нейтральские штучки. И ты больше никогда и нигде не называешь её своей! Всё понял?
– Можешь отправить свои условия всё в ту же самую задницу, Воронов. В этом грёбаном мире я – последний мужчина, который будет беспрекословно подчиняться чужим приказам. И если я захочу, я подойду к любой женщине, невзирая ни на кого. Всё понял?
Снова обжечь горло виски и усесться на стол, глядя на темное дерево двери перед собой. Пытаюсь сосредоточиться и поймать эмоции Марианны, но они слишком далеко сейчас. И рецепторы сбиваются чужими чувствами, чужими всплесками эмоций, в ноздри забиваются чужие запахи, а её аромат тает в воздухе, оставляя слабый след среди десятков других.
– Вот только Анна не была любой, да?
Я склонил голову набок, переводя на него взгляд. Всё те же прищуренные глаза, обманчиво спокойное дыхание, волнение выдают только пальцы, сильно сжимающие стекло, в котором плещется янтарная жидкость.
– Что ты делаешь, Влад? Очередной сеанс психологии? Почему сдерживаешь себя, а не разбиваешь мне морду за то, что на твою женщину покусился?
Я отставил в сторону бокал, но чувствуя, как снова начинает трясти от мысли, что они там обе…Моё прошлое и настоящее. Закрыл глаза, пытаясь раствориться в своих эмоциях. И понял, что сам и не стоял перед выбором. Понял, с какой-то запоздавшей ясностью, кого из них хотел видеть в своём будущем.
Кивнул на бутылку рядом с рукой Влада и молча ждал, пока он снова наполнит стаканы.
– А, может, всё дело в том, что ты понимаешь, что я был прав?
Глухое рычание, и бутылка с грохотом возвращается на стол.
– Чёрта с два ты прав, Мокану! Она моя жена. Моя и только моя.
– Тогда в чем дело? На твоем месте я бы уже сердце вырвал тому, кто посмел бы такое
