— Как ты, Луна? — спросил он ее наконец, потому что должен был как-то начать разговор. Как бы не сильно было его желание просто держать ее в своих объятьях, вдыхая запах ее волос, он должен был говорить. Кто знает, как скоро Эльер решит проведать сестру.
— Мне тяжело даются иллюзии. Кажется, Эльер был мною разочарован. — призналась она. Луна протянула руку и пышные цветки глициний вдруг увяли, сжались. Их аромат испарился, ветви посерели, а яркие листочки опали. Не успел Ришар никак отреагировать, Луна сказала: — Они должны спать до весны. Не должны сейчас цвести…
Она не стала говорить, что чувствует — корни глицинии ослаблены, ветви почти надламываются от непрерывного цветения. Мама Луны всегда твердила ей, что эльфы — жизнь в чистом ее проявлении. Но все внутри девушки твердило, жизни нужна смерть, цветению — время покоя, дню — ночь. И если в этот цикл вмешаться, то в конце концов жизнь погубит себя саму, выродится во что-то ужасное, не имеющее ценности.
— Не должны. В Ветире вообще многое существует против законов природы. — согласился с ней Ришар. — Я хочу воспользоваться тем, что ты сидишь на моих коленях и совершенно обессилила.
Луна хмыкнула, прижалась к нему еще теснее, Ришар поцеловал ее в висок. Сейчас, когда они были так близко друг к другу, их ссора растаяла в тепле тел. Луна была бы не против того, чтобы Ришар ей «воспользовался», но подозревала она, что он хочет поговорить.
— Завтра я уеду. — Луна дернулась, и Ришар обнял ее теснее, заговорил торопливо и хоть он репетировал свою речь несколько раз перед зеркалом в новой комнате, выходило у него не слишком складно: — Я вынужден признать, разумнее всего для тебя было бы остаться здесь. Владения твоего брата — неприступная крепость. Я должен был бы попрощаться с тобой, пожелать найти тебе место в этом мире и быть счастливой… Но я не могу. — последние слова Ришар прокричал, вспугнув эльфов, что притворялись статуями в атриуме.
— Почему? — прошептала она.
— Я помню, ты говорила, что не желаешь никогда больше в своей жизни оказаться в клетке. Скажи, где мы? — он обвел рукой тесный альков, из которого был виден атриум дворца князя. За пышной зеленью скрывались толстые стены, которые не только ограждали эльфов от возможных врагов, но и не выпускали их в мир. Каждый из эльфов был подчинен железной воле Эльера, каждый делал то, что тот считал лучшим для Ветиры и их народа.
Ришар потянулся к нагрудному карману и вытащил мешочек, который таскал за собой повсюду. Ловкими ныне пальцами левой руки он развязал тесемки и достал оправленную в золото красную жемчужину, которую Луна выудила из Аршарского озера. Золотые листья тончайшей работы обнимали жемчужину, витая цепочка переливалась в пробивающимся сквозь листву южных растений свете солнца.
— Я люблю тебя. Это чувство не станет меньше до тех пор, пока я не сделаю свой последний вздох. Я предлагаю тебе свою любовь и верность, я предлагаю тебе имя, титул, защиту и все, чем я владею. Я не посмею давить на тебя и не буду вставать между тобой и твоим братом. Но я настаиваю, чтобы ты сама приняла решение. Если ты выберешь меня, клянусь, Серебряный замок станет твоей крепостью, мои солдаты будут твоими верными стражами. Я не позволю савойя или их Ледяному королю даже взглянуть в твою сторону. Если выберешь Арсию… что ж, ты хотя бы будешь знать, что сама распорядилась своей судьбой, так, как пожелала этого.
Ришар вздохнул тяжело и обреченно. Было бы в его воле, забрал бы ее, пусть даже пришлось бы вязать веревками и погружать на лодку насильно. Но он понимал, что не станет этого делать, потому что подчинить Луну значило бы сломать ее волю. А он как раз любил ее за силу характера, за то, что она умела сама делать выбор. Луна быстрым, кошачьим движением схватила жемчужину. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она предлагала Ришару подарить ее своей невесте. У богов отличное чувство юмора, ведь Ришар предлагал украшение именно Луне. В голове девушки прозвучал мягких смех ее матери, презирающей браки. Вот только теперь Луна достаточно прожила среди людей, чтобы оценить, что Ришар предлагает ей. Слова «Я поеду с тобой» уже вертелись на языке, но она понимала, что должна в начале поговорить с братом. Навряд ли Эльер хорошо воспримет ее идею вернуться на запад, столь близко к владениям савойя.
— Я дам ответ завтра. — сказала она. Ришар вздохнул свободней, если бы возлюбленная хотела ему отказать, то сделала бы это сразу. Но вместо этого Луна надела кулон, прикоснулась губами в щеке Ришара, от чего он улыбнулся, прикрыл глаза.
— Завтра, значит завтра. Я буду ждать тебя на пристани.
Одна из бабочек приземлилась Луне на плечо, на крыльях ее были нарисованы золотые глаза. Медленно бабочка взмахнула крыльями, пощекотала Луне кожу.
— Иду я, иду, — она неохотно поднялась с колен Ришара. Поцеловала его в губы на прощанье. Луна шла по цветущему саду своего брата, с легкостью проходила сквозь иллюзорные стены, которыми Эльер отгораживался от любопытных глаз, и не обращала внимания на глядящие на нее с постаментов скульптуры. Когда-нибудь она обязательно снова посетит Ветиру, выпьет с Эльером холодного вина, оденется в яркий шелк и будет лежать с ним на кушетке и рассказывать о Разрозненных землях. А сейчас … она попрощается с братом, потому что ее сердце в любом случае вернется на запад вместе с Ришаром. И Луна не могла вырвать его из груди.
Глава пятнадцатая.
Седой филин приземлился на окно ее спальни, оцарапав смертоносными когтями наледь на подоконнике. Алина с завистью смотрела на птицу, свободную, способную перелетать на немыслимые расстояния и охотится на незадачливых мышей и пичужек поменьше. В душе Алина представляла себя такой – дикой и свободной, хищницей с правом на убийство. Но судьба распорядилась иначе, и она была заперта в замке в качестве прислуги, и даже комната Аниты Кюри, жалкой нищенки из обедневшего рода, никогда не бывшего близко к Венцу, была обставлена куда лучше комнаты Алины.
Не радовало и отсутствие супруга, который по мнению Алины должен был молить ее о благосклонности. С той самой первой ночи он больше к ней не прикасался, появляясь лишь рано утром, чтобы принести ей завтрак, да вечером, чтобы справиться о том, как прошел ее день. А ведь Алина старалась привлечь его внимание: она душилась лимонными духами из Арсии и надевала яркие наряды, она обнажала тонкие запястья, открывала шею его взору и порой даже оставляла волосы распущенными. Но признаний не звучало, на колени он не становился, руки ей не целовал и не писал стихов. Стоило Анатолю войти в ее комнату, она презрительно поджимала губы и начинала ждать, сама не знала чего. Анатоль не приближался к ней, смотрел искоса, спрашивал, какие книги ей хочется прочитать и помогает ли ей освоиться Анита. Та, завидев Алину, бросалась прочь из общих гостиных, предпочитая ей компанию Мантикора, который не так давно вернулся в замок и вел себя подобно псу, потерявшему хозяина.
В начале Алина не желала бродить по замку без компаньонки, потом поняла, что прислугу ей не предоставят, и ей придется самой заниматься утренним туалетом и, хуже того, выносить ночной горшок. Поэтому госпожа де Мор оставалась одна целыми днями.
— Что ты мне расскажешь, желтоглазая птица? — спросила Алина у филина, приближаясь в плотную к окну и чувствуя, что сходит с ума. Вот к чему привело ее насильное замужество и вынужденное затворничество. Еще месяц назад она бы смеялась над собой нынешней до колик.
Однако к ее удивлению птица не убралась с подоконника, а лишь захлопала крыльями, привлекая ее внимание и подняла лапу, на которой виднелся клочок бумаги. Поддавшись внезапному порыву, Алина распахнула окно, впустив в комнату холодный ночной воздух. Замерзающими пальцами она сняла с лапки филина записку и развернула ее уже в комнате.
«Не кажется ли тебе, что твоя судьба незаслуженно жестока?» — было выведено длинными ровными буквами — «Тебе было предначертано было стать хозяйкой этого замка и этих земель, а не влачить жалкое существование в одной из комнат для прислуги. Но все еще можно изменить, ты лишь должна помочь мне и себе. И избавиться от эльфийки».
