— Елена, я не чувствую…
— Деймон, тссс, — сказала Елена, игнорируя его, слишком поглощена тем, что она делала, чтобы действительно услышать его.
Во-первых: попробуй написать.
Не получается.
Что-то блокирует картридж.
Во-вторых: отвинтить авторучку тщательно, будто хочешь снова наполнить ее патрон, все это время ее сердце кричало в ее ушах, а руки дрожали.
Не торопись… не пропусти ничего… и ради Бога, не урони ничего и не шуми в темноте.
Две части пера остались в руке… и на темно-зеленый настольный блокнот упал небольшой, тяжелый, изогнутый кусок металла. Он мог поместиться лишь в самой широкой части ручки.
Он был у нее в руке, и она стала собирать ручку прежде, чем могла получше разглядеть его. Но потом… Она должна была открыть свою руку и посмотреть. Маленький объект в форме полумесяца ослеплял ее глаза на свету, но он полностью попадал под описание, которое Бонни дала Елене и Мередит. Крошечное изображение лисы, с нормальным тельцем и инкрустированной драгоценностями головой с двумя плоскими ушами. Глаза были двумя сверкающими зелеными камнями. Изумруды?
— Александрит, — сказал шепотом Деймон, — фольклор гласит, что они меняют цвет в свете свечей или камина. Они отражают пламя.
Елена, которая стояла к нему спиной, вспомнила с холодом, как глаза Деймона отражали пламя, когда он был одержим, кроваво-красное пламя малаха — жестокости Шиничи.
— Итак, — потребовал Деймон, — как ты сделала это?
— Это действительно один из двух кусков лисьего ключа?
— Ну, это вряд ли часть авторучки. Возможно это — приз от Ручек Кракерджек. Но ты пошла прямо к ней, как только мы вошли в комнату. Даже вампирам необходимо время, чтобы подумать, моя бесценная принцесса.
Елена пожала плечами.
— Это слишком просто. Когда стало ясно, что все эти ключи для настройки арфы не подходят, я спросила саму себя, что еще может быть инструментом, который можно найти в чьем-либо доме. Ручка — инструмент для письма. Затем мне только нужно было выяснить, есть ли у Леди Фазины кабинет или комната для письма.
Деймон перевел дух.
— Адские демоны, ты — сама невинность. Знаешь, что я искал? Потайные двери. Секретные входы в подземелья. Единственный другой инструмент, о котором я мог подумать — это «инструмент для пыток», и ты бы удивилась, как их много можно найти в этом порядочном городе.
— Но не в ее доме!.. — голос Елены опасно повысился, и они оба замолчали на мгновение, чтобы исправить ситуацию, вслушиваясь, в напряжении, в звуки из коридора.
Их не было.
Елена выдохнула.
— Быстрее! Где, где он будет в безопасности?
Она понимала, что единственный недостаток платья был в том, что в нем совершенно не было мест куда-нибудь что-нибудь спрятать. Ей придется поговорить с Леди Ульмой об этом для следующего раза.
— На дно, на дно кармана в моих джинсах, — сказал Деймон, казавшийся таким же спешащим и дрожащим так же сильно, как она.
Когда он впихнул его на дно потайного кармана в его черных джинсах от Армани, он схватил ее обеими руками.
— Елена! Ты понимаешь? Мы сделали это. Мы на самом деле сделали это!
— Я знаю! — слезы текли из елениных глаз и вся музыка Леди Фазины, казалась, усилилась в одном сильном, безупречном аккорде. — Мы это сделали!
И теперь почему-то — как и все остальные «почему-то» входят в привычку, Деймон обнимал Елену, ее руки скользили под его курткой, чувствуя его тепло, его силу. Также она не была удивлена, почувствовав двойное прокалывание на шее, когда она откинула назад голову; ее красивая пантера была на самом деле немного скучна, и нуждалась в изучении нескольких основных правил поведения на свидании: «поцелуй, перед тем как укусить».
Она вспомнила, что чуть раньше он говорил, что голоден, но она пропустила это мимо ушей, слишком восторгалась серебряной ручкой, чтобы вникать в разговор. Но теперь она вникла и поняла, кроме как, почему он казался таким исключительно голодным сегодня вечером. Может даже… через меру голодным.
«Деймон», — подумала она нежно, — «ты берешь слишком много».
Она не почувствовала никакого ответа, лишь необузданный голод пантеры.
«Деймон, это может быть опасно… для меня», — в этот раз Елена вложила в свои слова столько Силы, сколько смогла.
По-прежнему никакого ответа от Деймона, но теперь она уже плыла вниз, в темноту. И это дало ей расплывчатую нить идеи.
«Где ты? Ты здесь?» — звала она, представляя маленького мальчика.
А потом она увидела его, прикованного к валуну, свернувшегося в клубок, с кулаками, закрывающими глаза.
— Что случилось? — немедленно спросила Елена обеспокоено.
— Он причиняет боль! Он делает больно!
— Тебе больно? — покажи мне, быстро проговорила Елена.
— Нет! Он причиняет тебе боль. Он может убить тебя!
— Ш-ш-ш-ш, — она попыталась укачивать его, словно он был в колыбели.
— Мы должны заставить его услышать нас!
— Хорошо, сказала Елена.
Она действительно почувствовала себя лишней и слабой.
Но она повернулась, вместе с ребенком, и беззвучно закричала:
«Деймон! Пожалуйста! Елена говорит, хватит!»
И случилось чудо. И она, и ребенок смогли это почувствовать. Маленькие острия клыков отпустили ее. Поток энергии прекратил перетекать из Елены в Деймона. А затем, по иронии судьбы, чудо начало уносить ее от ребенка, с которым она действительно хотела поговорить.
«Нет! Подожди!» — пыталась она сказать Деймону, цепляясь за руки ребенка так крепко, как только могла, но она возвращалась в сознание, будто была подхвачена воронкой урагана.
Темнота исчезла.
Ее место заняла комната, слишком яркая, единственная свеча в которой, сверкала как полицейский прожектор, нацеленный непосредственно на нее. Она закрыла глаза и почувствовала тепло и тяжесть тела Деймона в своих объятиях.
— Мне так жаль! Елена, ты можешь говорить? Я не понимал, как много… — с голосом Деймона было что — то не так.
Затем она поняла. Деймон не втянул клыки.
— Что? Все было не так.
Они были так счастливы, но — но сейчас она почувствовала, что ее правая рука стала влажной. Елена полностью отстранилась от Деймон, глядя на свои руки, которые были в чем-то красном, и это явно была не краска. Все еще слишком занятая, обработкой вариантов, того, как правильнее задать свои вопросы. Она скользнула за спиной Деймона, стягивая с него черную кожаную куртку. В ярком свете она смогла рассмотреть его черную шелковую рубашку, которая была испачкана уже высохшей, почти высохшая и еще влажной кровью.
