Шон быстро вскакивает на спину красного коня позади меня, и меня ошеломляет его внезапная близость, моей спине становится тепло от его груди, оттого, что его бедра прижимаются к моим…
Я оборачиваюсь, чтобы задать вопрос, и Шон резко отдергивает голову, избегая столкновения.
Я восклицаю:
— Ох, извини…
— Справляешься с поводьями?
В лунном свете Шон Кендрик выглядит как черно-белый рисунок, а его глаза скрываются в тенях под бровями.
Я киваю. Но Корр не желает двигаться вперед; он упорно пятится, встряхивая головой. Когда я его понукаю, он немного приподнимает над землей передние ноги. Не встает пока на дыбы, но предостерегает меня. Шон что-то говорит, но его слова уносит ветром.
— Что? — переспрашиваю я.
— Мой круг! — говорит Кендрик прямо мне в ухо, и я чувствую его теплое дыхание. Я сильно вздрагиваю, хотя ветер ничуть не холоднее, чем прежде. — Он не захочет переступить через него. Давай в обход.
Как только мы огибаем полукруг, Корр становится похож на птицу во время бури. Я не могу толком сказать, то ли он идет, то ли припустил рысью, — мы просто двигаемся, и любое направление кажется возможным. Когда Корр дергается в сторону, я прижимаю ноги к его бокам, чтобы выровнять ход, а руки Шона тут же обхватывают меня, чтобы дотянуться до его гривы.
Я понимаю, что Шон это делает только затем, чтобы самому не потерять равновесие, но вдруг ощущаю себя куда более устойчиво, надежно. Я поворачиваю голову, и Шон снова откидывается назад, давая мне пространство. Но я уже не помню, что собиралась сказать.
— Что?.. — Губы Шона отчетливо произносят слово, хотя расслышать его как следует я не могу. — Что, это…
Он уже хочет отвести руки назад, но я отрицательно качаю головой. Волосы мечутся по моему лбу, и Шон морщится, когда они попадают и ему в глаза. Он снова что-то говорит, и снова ветер уносит его голос.
Когда Шон понимает, что я его не слышу, он опять наклоняется к моему уху. Я и вспомнить не могу, когда в последний раз находилась так близко от кого бы то ни было. Я ощущаю, как приподнимается и опускается от дыхания грудь Шона. Его слова вливаются теплом в мое ухо:
— Тебе страшно?
Я не знаю, какие именно чувства сейчас испытываю, но это не страх.
Я качаю головой.
Когда Шон заталкивает мои волосы мне под воротник, чтобы до них не добрался ветер, его пальцы касаются моей шеи. Он избегает моего взгляда. Потом он опять обхватывает меня руками и осторожно ударяет пятками в бока Корра.
Корр взвивается в воздух.
Когда Дав переходит с рыси на галоп, я иной раз определяю это только по тому, что ее копыта начинают выбивать ритм по четыре удара вместо трех.
Но галоп Корра — это как будто какой-то новый аллюр, нечто куда более быстрое, чем все остальное, нечто, чему следует подыскать совершенно новое название. Ветер яростно завывает в моих ушах. На лугу торчат неровные камни, которых следует остерегаться, — но Корру они нипочем. Он лишь чуть приподнимает колени — и вот уже торчащий из земли обломок скалы остался позади. Каждый шаг Корра как будто растягивается на целую милю. Мы можем выскочить за пределы острова до того, как Корр хоть чуть-чуть снизит скорость.
Мы — гиганты на его спине.
Шон кричит мне в ухо:
— Попроси его прибавить хода!
И когда я сжимаю коленями бока красного коня, он делает новый рывок вперед, и уже кажется, будто до того мы еле-еле тащились. Я и поверить не могу в то, что хоть какая-то лошадь на песчаном берегу может оказаться быстрее Корра. Я не могу поверить и в то, что во всем мире найдется конь быстрее, чем он. А ведь на его спине сейчас — двое. И если во время бегов на нем будет сидеть один только Шон, разве он может проиграть?
Мы летим.
Шкура Корра под моими ногами — горячая, и я словно погружаюсь в нее, как погружаются пальцы ног в песок, когда набегает волна. Я ощущаю, как его пульс сливается с моим, его энергия перетекает в меня, и я знаю, что это и есть таинственная, пугающая сила кабилл-ушти. Мы все это знаем, знаем, как водяная лошадь захватывает человека и сбивает его с толку, когда он в воде, и он даже не успевает ничего понять… Но Шон наклоняется вперед, резко, прижимаясь ко мне, чтобы дотянуться до гривы Корра, и быстро завязывает на ней узелки. Три. Потом семь. Потом еще три. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что он делает, и не замечать, как его тело прижимается ко мне, как его щека касается моих волос.
Я опускаю повод на шею Корра, и он берет влево, прочь от верхней линии утесов. Шон все еще сидит вплотную ко мне, пальцы одной его руки прижимаются к венам на шее Корра, вторая рука сжимает гриву. Магия, текущая сквозь меня, превращается в едва различимый гул. Мое тело предупреждает меня об опасности, исходящей от кабилл-ушти, на котором я сижу, и в то же время оно поет и кричит, радуясь жизни.
Возвращаемся мы той же дорогой. Я жду, что Корр вот-вот как-то проявит признаки усталости, но ничего подобного не замечается в ровном стуке его копыт по почве, в его дыхании, в том, как ветер свистит в моих ушах.
Остров мирно раскинулся вокруг нас под лунным сиянием. Мы несемся параллельно краю утесов, а за ними я вижу стаю белых птиц, летящих в ту же сторону, куда скачем мы. Чайки, наверное, они парят и скользят в воздушных потоках, которые бесцеремонно бросают их вверх, когда они слишком приближаются к скалам.
«Это Тисби, — думаю я. — Это тот самый остров, который я люблю».
И я вдруг чувствую, что знаю абсолютно все и об этом острове, и о самой себе, вот только это знание исчезнет, стоит нам остановиться.
Мы возвращаемся туда, откуда начали, и я неохотно останавливаю Корра. Сердце колотится у меня в ушах, оно продолжает нестись галопом, хотя Корр уже встал.
Я соскальзываю на землю и отхожу на несколько футов в сторону, чтобы обернуться и увидеть, как спешивается Кендрик. Он сует руку в карман и достает горсть то ли соли, то ли песка, а потом высыпает это в круг перед Корром и плюет в него. Шон смотрит на меня так же, как смотрел на фестивале, и я знаю, что тоже смотрю на него странными глазами. Нечто дикое и древнее пробуждается во мне, но я не нахожу слов.
Шон протягивает ко мне руку и сжимает мое запястье. И прикладывает большой палец к моему пульсу. Удары моего сердца просачиваются под его кожу. Я пришпилена к месту его прикосновением, и это тоже нечто вроде пугающей магии.
Мы все стоим и стоим, и я жду, когда же наконец мой пульс под его пальцем замедлится, но этого не происходит. Наконец Шон отпускает мою руку и говорит:
— Увидимся на утесах завтра.
Пак
