На тот момент моя беременность Диконом подходила к концу, до родов оставалось меньше месяца. И хотя Шарль каждую свободную минуту проводил со мной, но все же днем обо мне всегда заботилась моя Леста.
Перебравшись в замок и получив неожиданно такой гигантский скачок в карьерной лестнице – став компаньонкой самой герцогини, она очень трепетно относилась к этому повышению. Первое время даже стала не в меру молчалива, стесняясь проскальзывающих по старой памяти деревенских словечек. Носила строгие платья, аккуратные прически. И хотя и раньше была мне преданна до последней капли, но сейчас, в ожидании моего первенца, кажется, беспокоилась даже больше меня.
Именно эта ее преданность мне и стала камнем преткновения. Каких усилий мне стоило добиться от нее правды, никто не знает. Могу только сказать, что в процессе разговора мне пришлось бессовестно прибегнуть к хитрости и шантажу.
Я допытывалась, не обидел ли ее кто-то в храме. Может, сказали что-то грубое? Может, попрекнули тем, что не является дворянкой? Может кто-то плохо пошутил? Леста молчала, как стойкий узник на допросе. В конце концов, я не выдержала и заворчала на нее, что она изводит и нервирует меня, слабую и беззащитную беременную женщину:
-- Я волнуюсь, а тебе наплевать! А для ребенка волнение очень вредно! Ты меня, наверно, до слез хочешь довести?!
Именно этот мелкий шантаж и “сломал” молчание Лесты.
Помощник настоятеля Кентон Эдвуд, восьмидесяти восьми лет от роду, крепкий седовласый мужчина, сделал моей компаньонке предложение руки и сердца. Был он вдов и бездетен, получал вполне пристойное содержание от храма и жил в обществе служки в маленьком домике на Храмовой улице. Домик он не арендовал, а выкупил в собственность, собираясь осесть в Энкерте навсегда.
Лесту это предложение привело в ужас: как же она уйдет и оставит бестолковую меня накануне родов?! У меня же нет никакого опыта с такими маленькими детьми. А если я что-то сделаю не так или слишком устану и недосмотрю, и произойдет еще что-то более ужасное?
Я слушала торопливые оправдания Лесты и испытывала одновременно чувство тепла и защищенности, понимая, что всегда, везде и при любых условиях эта чужая, в сущности, женщина будет на моей стороне. Просто потому, что любит меня.
Вторым же моим ощущением было недоумение. Я прекрасно помню, как она рассказывала о своей жизни, как готова была выйти замуж за какого-нибудь лакея, лишь бы иметь семью и свой дом. И вот сейчас она была согласна отказаться от собственной мечты, от мужчины, который был ей явно симпатичен, только чтобы оберегать меня.
Меня, у которой все сложилось так замечательно, у которой был Шарль и куча как прислуги, так и советчиков. Меня, которая была защищена в этой жизни гораздо лучше, чем сама Леста! Я испытывала одновременно благодарность и неловкость.
Мне хватило ума и опыта не начать уговаривать ее с наскока. Она оказалась гораздо более твердокаменной, чем я ожидала: почти год она не появлялась в главном храме Энкерта, а посещала маленькую церквушку на другом конце города, куда добираться надо было больше часа. И все это время я потихоньку, маленькими детальками и поступками доказывала ей, что я уже “большая девочка”.
Я помню, как помогала ей собираться в центральный храм первый раз после такого долгого перерыва. Это была моя собственная маленькая победа.
За время спокойной жизни она немного поправилась, морщины на лице слегка разошлись, а серебряно-седые волосы, уложенные в элегантную прическу, не только украшали ее, но добавляли респектабельности. По земным меркам я не дала бы ей даже полтинника.
-- Может быть, он уже и думать обо мне давно забыл… – Леста волновалась, как юная девушка.
-- Леста, не говори глупостей, – разумеется, с помощью агентов мужа я знала об этом помощнике настоятеля все, что только можно было узнать.
И что в молодости воевал и дослужился до сержанта, и что в храм пришел по велению сердца, и что прихожане на прошлом его месте службы плакали, расставаясь с ним… Кентон Эдвуд был действительно очень хорошим человеком, и я всей душой желала им с Лестой счастья.
Еще около полугода она ходила в центральный храм. А я каждое воскресенье требовала от Шарля отчета и вздохнула с облегчением первый раз, когда Леста позволила ему проводить себя до замка. Это была большая победа Кентона Эдвуда. И уже через три месяца он записался на прием в замок через канцелярию Шарля, указав, что желает поговорить с герцогиней фон Берготт.
Может быть, это и нарушало привычные местные правила социума, но я минимум раз в месяц бывала у Лесты дома. Разумеется тогда, когда ее муж был на службе. Мы просто сидели и болтали с ней о своем, о женском: о семье, о Диконе и Элли, немножко о мужьях и обязательно о всяких домашних хитростях. В этом маленьком домике она ухитрилась создать удивительно уютную и душевную обстановку.
***
Я не знаю, что меня ждет в будущем. Я никогда не была воцерковленной христианкой. Скорее относилась к вере, как к некому ритуалу: на Рождество и Пасху ходила в храм, святила куличи и красила яйца, в Вербное воскресенье ставила букет с пушистыми комочками лопнувших почек, в родительскую неделю обязательно бывала на кладбище…
Я до сих пор не знаю, кто подарил мне эту вторую жизнь, будут ли для моей души еще какие-то испытания там, за Порогом. Но искренне благодарна этим силам за то счастье, которое они мне подарили.
За возможность создать из Болотной Пустоши процветающее село, где два года назад уже поставили маленькую церквушку, за возможность растить и воспитывать моих девочек, за крепких и здоровых сыновей, которыми я искренне горжусь, за мир и покой в моем доме. А главное – за Шарля фон Берготта, за удивительного мужчину, который и в горести, и в радости идет вместе со мной.
***
-- Любава, возьми, радость моя, это тебе, – Шарль слегка улыбался, протягивая мне небольшую чеканную коробочку
-- Что там? – спросила я с любопытством.
Он засмеялся и ответил:
-- Открой, узнаешь.
Щелкнул маленький замочек, который сам по себе являлся произведением искусства. Внутри коробочки я с некоторым удивлением увидела мешочек из грубого небеленого льна. Вопросительно взглянула на улыбающегося мужа и аккуратно ткнула пальцем, пытаясь понять, что там внутри. Больше всего это было похоже…
-- Шарль, это они?!
Муж рассмеялся, откинув голову назад. Я с любовью смотрела на своего красавца-мужа, понимая, что он остался почти таким же, как в дни нашего знакомства: потрясающе красивым, умным, заботливым и умилительно лопоухим.
-- Шарль, это правда они?!
-- Да, радость моя. Это та самая снежная дыня из Шо-Син-Тая. Очень надеюсь, что тебе удастся вырастить ее здесь.
Я вытряхнула себе на ладонь горстку крупных уплощенных семян желтоватого цвета, полюбовалась на них, представляя, как по весне начну заниматься рассадой, и прикидывая, где лучше будет высадить эту экзотику. Аккуратно ссыпала семена назад в мешочек, стиснула его в руке, прижав к груди и, подняв голову, посмотрела мужу в глаза:
