План действий Кестрел состоял из трех частей. Если она застанет Арина одного и будет уверена, что за ними не следят, то поговорит с ним. Однако... станет ли он ее слушать? Кестрел вспомнила уверенность в его голосе, когда он, в конце концов, поверил ей, холод прикосновения... его легкость. Девушка знала: в той легкости и прохладе было облегчение. Если она попытается снова поговорить с Арином, он вполне может просто уйти.
«Пожалуйста, прочитай это письмо», — попросит Кестрел и вложит его Арину в руку. Если же и это ей не удастся или они будут не одни, — моль.
В дверь гардеробной кто-то постучал.
Кестрел открыла и увидела одну их своих служанок — совсем девочку. Тихую, незаметную.
— Миледи, — проговорила та, — простите меня, но мне кажется, вы расстроены.
— Со мной все в порядке.
Однако ее голос прозвучал взвинченно.
— Мне послать за принцем?
Значит, именно эта служанка отчитывалась перед Верексом. Кестрел осознала, что, несмотря на причины, по которым Верекс нанял ее изначально, в какой-то момент он попросил девочку присматривать за Кестрел и сообщить ему, если той понадобится помощь.
Это было так похоже на Верекса. Ее друга.
К Кестрел вернулось мужество.
— Нет, — ответила она служанке. — Со мной действительно все в порядке. Все будет хорошо.
* * *
Сначала Кестрел почувствовала себя лучше. Она оставила императорское крыло позади, придерживаясь своего плана, будто ведомая чьей-то рукой. Однако, когда она начала спускаться по узкой мраморной винтовой лестнице, стараясь не спешить, улыбаться встречным придворным и не обращать внимания на стражников, несущих караул на каждом этаже, ведущая ее рука похолодела. Когда Кестрел вошла в крыло, где жили менее важные гости, эта рука стала казаться ей связкой костей. Если она разожмет кулак, то они разлетятся по всему полу.
Кестрел украдкой оглянулась. Похоже, за ней никто не следовал.
Она в последний раз повернула за угол. Последние лучи дневного света лились через единственное окно, окрашивая коридор зловещими оранжевыми оттенками.
Кестрел остановилась перед нужной ей дверью. Неужели все действительно так просто? И все же скрытая за экраном комната оказалась пуста. А генерал был ее отцом. Он учил ее ездить верхом. Он любил ее. Кестрел была уверена. Разве она не предавала его своими опасениями, что он доложил о разговоре в музыкальной комнате императору... если вообще этот разговор слышал?
«Ты предала его давным-давно, — прошептал голос в ее сознании. — Ты предаешь его сейчас».
И все же Кестрел постучала в дверь Тенсена. С тревожной благодарностью она услышала за дверью чьи-то приближающиеся шаги. Щелкнула ручка. Щель между дверью и косяком расширилась, как и глаза Тенсена, когда он увидел, кто перед ним стоит.
Кестрел не стала дожидаться, пока он заговорит, и проскользнула внутрь.
Глава 45
— Вам нельзя здесь быть, — сказал Тенсен.
Кестрел не подала виду, что услышала его. Она прошла по скромным покоям, не обращая внимания на само понятие того, что вторглась в чужой дом. Тенсен следовал за ней, выражая протесты. Девушка заглянула даже в его гардеробную.
Она повернулась к Тенсену.
— Где Арин?
— Я уже говорил вам, — осторожно ответил Тенсен, — никому не известно, где он. Уверяю вас, он не прячется в шкафу.
— Однако он ближе, чем вы думаете, и он не был в Геране, потому что иначе был бы на грани смерти.
Кестрел рассказала о яде, распространяющемся через систему водоснабжения Герана. Слушая ее, Тенсен будто оцепенел. Превратился в камень. Однако на Кестрел звук ее собственных слов повлиял совершенно противоположным образом: она слышала в своем голосе эхо всего того, что сказал ей Арин в музыкальной комнате, и что сказала ему она.
Тенсен перехватил ее руки, движения которых она уже не могла контролировать.
— Кестрел, успокойтесь. Говорите тише.
Она кричала? Девушка задыхалась, как будто долго бежала.
— Где я могу его найти?
— Вы должны успокоиться.
Кестрел отстранилась.
— Вода в городе отравлена. Я должна сказать ему.
— Вам нельзя с ним разговаривать. — В маленьких зеленых глазах Тенсена стояла тревога. — В некоторых частях дворца вам нельзя появляться без того, чтобы не вызвать подозрений. Возможно, Арин уже уехал. Наказание, которое в вашей империи грозит за предательство, — смерть. Вы хотите, чтобы вас поймали?
— Именно я должна сказать ему об этом, — настаивала Кестрел. — Мне нужно... объяснить ему еще кое-что.
— Вот как. — Тенсен прикрыл рот ладонью, а затем потер щеку. — Он многим рисковал, встретившись с вами наедине. Вы хотите снова подвергнуть его опасности?
— Нет, но... — Кестрел была в отчаянии. Она разваливалась, и обломки той девушки, которой она была, падали беспорядочной грудой. Девушка достала из кармана письмо. Она больше не верила, что Арин возьмет его. Не из ее рук. Не после всего, что она ему наговорила. — Найдите его. Передайте ему это. Здесь я все объяснила.
Тенсен осторожно взял сложенную страницу. На него уставились черно-белые строчки нот сонаты.
— Что вы объяснили?
— Все.
— Кестрел, на что вы надеетесь, передавая ему это послание?
— Ни на то. Я не знаю. Я...
— Вы не в себе. Вы не можете мыслить здраво.
— Я не хочу мыслить здраво! Я устала мыслить здраво. Арин должен узнать обо мне. Мне стоило рассказать ему все с самого начала.
— Ему было лучше не знать. Вы сами так считали. Как и я.
— Мы ошибались.
— Значит, после того как он узнает правду, вы отмените свою свадьбу.
— Нет.
— Вы бежите вместе с Арином, чтобы прожить несколько коротких дней в умирающей стране, пока не падет молот нового вторжения.
— Нет.
— Почему? — спросил Тенсен. — Вы любите его.
Кестрел беспомощно проговорила:
— Но я люблю и отца.
Тенсен опустил взгляд на письмо, ворочая его в руках.
— Если вы не передадите его Арину, — сказала Кестрел, — то это сделаю я.
Тенсен поморщился. Затем он расстегнул камзол и убрал письмо во внутренний карман на груди. Снова застегнув пуговицы, он похлопал по груди, прямо над сердцем. Кестрел услышала тихий хруст бумаги.
— Вы сделаете это? — спросила она.
— Обещаю.
* * *
Отец ждал Кестрел в ее покоях. Должно быть, он отослал служанок: он сидел в одиночестве во внешней приемной. Днем с этого кресла был виден барбакан, через который генерал несколько месяцев назад въехал на территорию дворца на своей окровавленной лошади. Еще долгое время после того, как Кестрел вошла, он не отрывал взгляда от окна. Наступила ночь, и за окном было темно. Генерал ничего не мог там увидеть.
