Я могла понять, что так отчим мстил за поражения, за вред своей репутации. Понимала, как его бесил тот факт, что кто-то превзошел его, Великого Стратега, в военном искусстве. Но, естественно, любви к Дор-Марвэну все это не добавляло. Скорей уж наоборот.
Выяснив личность пленника, я долго наблюдала за темницей. Разыскав ведущую в подземелье дверь, следила за перемещениями стражников днем. С наступлением весны, безрассудно пользуясь тайным ходом почти каждый день в течение четырех месяцев, собирала сведения о ночном распорядке.
Охраны снаружи никогда не было. Внутри тем более. Стражники заходили вместе с отчимом, но и без него наведывалась довольно часто. Особенно первые месяцы. Выяснила я это довольно быстро. Оказалось, что отсутствие постоянной охраны в подземелье никакой не секрет. Дор-Марвэн сам рассказал об этом пленнику. Мол, если король нужен кому-нибудь, то, пожалуйста, пусть забирают, даже стража не стоит. Никто из-за пропажи переживать не будет, невелика птица. Сродни этому был ключ от кандалов, висящий у самой двери. Так, чтобы было видно, но нельзя было дотянуться.
Отчим приходил «в гости» все реже и реже, исключительно по ночам. Хотя сложно было судить, я ведь сама могла пробраться к пленнику только ночью. Думаю, Стратегу со временем просто надоела игрушка. Его визиты не всегда заканчивались избиением, изредка, когда у него было хорошее настроение, он просто говорил гадости. Но арданг никогда не отвечал. Уверена, единственный раз, когда Ромэр говорил в тюрьме, он разговаривал со мной.
Я перечитывала свой старый дневник, перед глазами мелькали воспоминания, а в душе поднималась ненависть. Мне снова хотелось убить Дор-Марвэна. Но теперь с особой жестокостью.
Последняя дата в дневнике — полтора года назад. Когда заболела мама. И все остальное вдруг стало не важно. Теперь мне было безумно стыдно, что тогда не воспользовалась ситуацией и не освободила пленника. Но ничего, может, не все потеряно, у меня еще будет шанс.
Мне повезло. Отчим уехал через два дня по делам. На неделю. Вряд ли что-нибудь изменилось в условиях содержания узника. А если полагаться на мои записи, то ему оставят еды и воды на семь дней, прямо в камере. Ровно из расчета, чтобы с голоду не умер, и до приезда отчима охрана себя заботой о пленнике беспокоить не будет. Мне это только на руку.
Мило, как у нас заведено, распрощавшись с Дор-Марвэном и пожелав ему приятного путешествия, я вернулась к себе в башню и стала ждать темноты. Задолго до наступления сумерек отослала новую служанку и заперлась изнутри. Я искренне радовалась тому, что тогда было начало весны, и рано становилось темно. Это означало, что у меня будет больше времени на разговор. При условии, что пленник жив. От этой мысли меня пробрало холодом, и я срочно стала искать другую тему для размышлений. Нервничала ужасно. Мало того, что ни в чем не была уверена, так я еще очень долго не лазила по крышам. Теперь только оставалось надеяться, что справлюсь.
И вот тот самый момент настал. Стараясь не думать ни о чем, я выскользнула в ночь, привычным движением ухватилась за выступ на козырьке. Перенесла ногу с подоконника на черепицу. Там уступ, это ничего что крыша после дождя скользкая… Карабкаться было легко, словно делала это последний раз вчера. Взобралась на самый верх, теперь восемь шагов чуть левее центра, теперь осторожно-осторожно вниз. Справа крепление водосточной трубы, слева опора под плющ… Скользко, конечно, но довольно удобно. Лишь оказавшись на земле, перевела дух. Прокралась вдоль стены, пригибаясь на всякий случай рядом с окнами. Третье окно от угла, здесь разболтанная щеколда, легче открыть. Чуть дыша, подцепила ее тонким лезвием ножа. Вдох — и створка бесшумно открылась. Вот я уже в коридоре. Все по-прежнему тихо. Вот гобелен с охотой на косуль, вот отличающийся камень. Кто бы ни проектировал этот замок — гений. Ход открылся бесшумно, из-за гобелена, прикрывавшего лаз, чуть слышно пахнуло затхлостью. Я проскользнула туда и на цыпочках, стараясь ступать как можно мягче, пошла вперед. Знала, мне нужно пройти триста сорок восемь шагов по гладкому, идеально ровному полу. Я слишком часто здесь бывала, слишком хорошо знала этот коридор, свет был мне даже не нужен. Когда сквозь зарешеченную щель в ход стал просачиваться колышущийся свет факелов, лишь тогда я поняла, как сильно волновалась. До безумия, до боли в сердце. Я в жизни никогда так не боялась. Остановившись напротив тускло освещенной отсветами факела из коридора камеры, облегченно выдохнула. Пленник был на месте. И он был, кажется, жив. Мне было его плохо видно, — в камере не горели факелы, свет шел только из коридора. Узник сидел в углу, пристроив голову на лежащие на коленях руки. Наверное, самая удобная поза для сна в этом диком месте.
Я минут десять стояла, облокотившись на холодный камень, и дышала, просто дышала. Немного собравшись с мыслями и взяв себя в руки, впервые с той самой ночи вошла в коридор. Все еще крадучись, сделала пару шагов и была вынуждена остановиться. Сердце колотилось как бешенное, перед глазами поплыла подозрительная пелена. Я вцепилась в холодную кладку, тряхнула головой. Сделав еще пару глубоких вдохов, обругав себя самыми невежливыми словами, которые только знала, напомнила себе, что девушке королевской крови не пристало так паниковать. С колотящимся сердцем ничего поделать не смогла, но на дрожь повлияла.
Полтора десятка шагов, — и вот я стою у входа в камеру, смотрю на узника, но он не поднимает головы.
Возможно, я действительно очень тихо ходила, и он меня не услышал, возможно, спал. Но я стояла, смотрела на него и молилась, чтобы только не сбылись мои худшие опасения, чтобы он не повредился умом. Было бы неудивительно, — столько лет в застенках, в одиночестве… Ужас взялся за меня с новой силой, но отступать было некуда. Я стиснула кулаки и сделала шаг к пленнику, потом еще один. Арданг все так же не шевелился. Я робко кашлянула, но без эффекта. Тогда, решительно преодолев разделяющее нас расстояние, наклонилась и погладила человека по плечу.
— Эй, проснитесь, — прошептала я, потому что голос не слушался.
Пленник вздрогнул и поднял голову. Я поспешно отдернула руку и отступила на шаг. Почему-то казалось, что он подскочит, схватит меня за горло и, рыча что-то нечеловеческое в своем вызванном заточением безумии, задушит меня. Но еще больше я боялась увидеть такой же мутный от боли взгляд, что преследовал меня в кошмарах.
Узник поднял косматую голову и посмотрел на меня совершенно спокойно. В серо-голубых глазах не было и намека на помешательство. А я могла лишь восхищаться этим человеком. Потому что даже в таком положении, он не утратил гордости. Истинный король… Его взгляд был цепкий, живой, немного удивленный, но какой-то пустой. Словно в нем не хватало самого главного, и я значительно позже поняла, чего не доставало этим глазам… Надежды.
