Король бросил на него короткий взгляд:
— Уже успели спеться? Считай, что это второе.
Сантилли встал во внутренний круг, Арт — во внешний за его спиной. Сами собой вспыхнули свечи, отрезая демонов от мира. По коже герцога непроизвольно побежали крупные мурашки, заставив передернуть плечами.
— Мне что делать? — подал голос Таамир.
— Сидеть, сжав зубы, — ответил Найири, — Я сам распределю, кому, что и сколько.
— Я тоже могу взять часть, — дух твердо посмотрел на него.
Король удивленно хмыкнул, но промолчал.
В целом приготовления ничем не отличались от уже знакомых. Полотно с иглами ровно легло от виска до пальцев. «Злодей» придавил его ладонями и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Готовы? Я начинаю.
Лас впервые видел это со стороны: узкая лента, словно живая, дернулась и вжалась в кожу, Сантилли судорожно вдохнул сквозь стиснутые зубы, но даже не покачнулся. Дух и Таамир одновременно дернулись и сразу расслабились. Король тем временем осторожно снял полотно и вытер кровь.
Андерс покосился на напряженного сына. Надо было пускать его первым, теперь к волнению прибавился страх, и мальчишка не сможет расслабиться. Значит, будет больнее.
Найири надел толстые перчатки, в левой что-то блеснуло, и Ласайенте резко стало плохо.
«Истеричка, — обругал он себя, — Чертова принцесса. Девчонка». Принц перевел глаза на друга и увидел капельки пота на его побледневшем лице. Тот подмигнул йёвалли: «Ерунда, выдержим».
— На колени, — приказал отец сыну, — На колени, а не колено, я как тебя ловить должен?
Сантилли подобрал вторую ногу и облизнул губы:
— Не тяни уже, — попросил он немного севшим голосом, — и так страшно. Обязательно надо было делать до виска, почему бы не ограничиться только рукой?
— Красота требует жертв, — подал голос Андерс.
Дух за его спиной заерзал, подобрался и Таамир. Найири присел сзади сына и крепко обнял его, прижимая правую руку к телу.
— Черт, — сдавлено произнес герцог, — Меня сейчас колотить начнет. Давай быстрей.
Странно, но после этих слов Ласайента стал дышать спокойнее. Бояться не позорно, как и признать свой страх, совсем другое дело — поддаться ему.
Отец усмехнулся, сжал левую руку в кулак и кивнул дракону. Дух быстро лег, вытянувшись во внешнем кругу, Ин Чу откинулся в кресле и расслабился. Найири обхватил пальцы сына и быстро провел ладонью вверх к виску. Сантилли сначала со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, непроизвольно дернулся в сторону, когда перчатка прошлась по плечу, и попытался замотать головой, но отец жестко прижал ее к себе, доводя ладонь до конца татуировки. Все заняло два удара сердца.
Таамир разминал руку и, морщась, тер висок, Арт лежал, вытянувшись и не подавая признаков жизни. Сантилли, откинувшись на отца, часто и тяжело дышал с закрытыми глазами.
— Все живы? — спросил Найири.
Дух заворочался, попытался подняться, но его повело, и он снова лег.
— Если тебя где-нибудь прирежут, — раздался его сиплый голос, — С тебя найду и сам убью. Чтоб я еще раз согласился на такое?!
Таамир тяжело усмехнулся:
— Да, впечатлений хватит надолго, — и снова потер висок, — В следующий раз меня на это и целой сокровищницей не заманишь.
— Я тебя не просил, — хрипло ответил Сантилли, — Но спасибо. Большое.
Дракон кивнул и поморщился.
Найири ногой небрежно раскидал свечи и помог сыну дойти до кресла, свалив его туда, как мешок:
— Твой дух знает, что вы теперь навсегда вместе?
— Знает, знает, — проворчал Арт, на четырех лапах выползая из круга и сворачиваясь клубком у ног ашурта.
«Злодей» сменил использованные свечи на новые и кивнул головой Ласайенте на круг, поинтересовавшись:
— Твой тоже сам придет?
Принц неопределенно пожал плечами и уже хотел оглядеться в поисках духа, когда почувствовал, как вокруг тела сверху вниз по спирали пробежал ветерок, и улыбнулся.
Зря он так боялся. Боль уйдет, оставив воспоминания, которые со временем сотрутся. Друг словно забрал весь его страх, оставив спокойную уверенность.
Через полчаса они вертелись перед зеркалом, рассматривая красочные татуировки. Лас провел по руке, заставляя рисунок ветра вспыхивать при прикосновении.
— Сан, а что Таамир говорил про следующий раз? — вдруг вспомнил он.
Друзья переглянулись и пошли пытать Повелителей, перебравшихся в сад вместе с Вардисом отдохнуть за бокалом вина.
— Вторая? — переспросил темный, окидывая их задумчивым взглядом, — Вторая делается, когда ты подчинишь себе другую стихию, — он хмыкнул, глядя на озадаченных учеников, — Что, недолго осталось?
Герцог откашлялся и посмотрел на Ласайенту, непроизвольно сжавшего в кулак пальцы правой руки.
— Бет зовет в Диснейленд, — крикнул развалившийся с планшетом на кровати Сантилли, не особо надеясь, что его услышат сквозь шум воды, Ласайента мылась в душе.
— После Парковых островов не котируется, — пренебрежительно сказала она, появляясь в дверях, на ходу суша волосы воздушным потоком.
Ласковый ветерок перебирал густые волнистые пряди, и Сантилли захотелось к нему присоединиться, а еще лучше, вообще заменить, завладев ими полностью. Ашурт осторожно отложил планшет, сел и, шкодно высунув кончика языка, потянул на себя кончик полотенца, в которое завернулась любимая.
— Ты что делаешь? — она схватилась за сползающую с груди ткань.
— Хулиганю, — демон сосредоточенно оглядел открывшийся ему вид на упругую попку девушки и неожиданно дернул на себя материю.
Ласайента, не ожидавшая такой подлости, осталась без прикрытия.
— Ай! — она задохнулась от возмущения, лихорадочно закрываясь руками и одновременно пытаясь отвоевать у смеющегося Сантилли полотенце, — Отдай!
— Зачем? Тебе холодно? — отбивался ашурт, — Дикая кошка! Нет, львица! Дикая необузданная львица! — он подмял девушку под себя, — Самая дикая из всех диких пантер, — он поцеловал ее в нос, — Где ты видела дикую пантеру в полотенце?
— Я стесняюсь, — Ласайента прекратила вырываться и укоризненно посмотрела на него.
— Солнышко, — у Сантилли приподнялась бровь, — Напомни-ка, сколько мы вместе?
Солнышко предсказуемо насупилось:
— Ничего не меняет.
— Угу, — ашурт почесал бровь, — А почему? Чего там у нас не хватает? — он попытался внимательно осмотреть ее на наличие дефектов, — Ай! Драться-то зачем? Я хороший!
Йёвалли требовательно постучала его по груди кулачками:
— Пусти!
— Не пробиваема, — с гордостью констатировал герцог очевидное.
