— Что? — спросил Тим. — Что случилось?
— Отчеты… — выдохнул сержант и шагнул внутрь, не дожидаясь приглашения. Впрочем, он никогда не отличался вежливостью. — Эти, мать их, отчеты меня в могилу сведут! Что ты там понаписал? Какие, к чертям, ведомости? Где визуальные приложения? И почему я должен разбираться в твоем дерьме?! Мне что, заняться больше нечем? И почему я должен ждать тебя целых полчаса?! — Сержант Клаус пыхтел и кипятился, как чайник. — У меня своих дел по горло! Ты хоть можешь себе представить, сколько раз за последние сутки мне приходилось выезжать на вызов? Такое ощущение, что все с катушек съехали именно сегодня! Чего пялишься? Ну чего ты пялишься?
Тим молча, с полным безразличием выслушал напарника — в конце концов, у него отпуск, а значит, он не обязан делать вид лихой и придурковатый, затем спросил:
— Что не так с отчетами? Я в отпуске, вообще-то.
— Да плевать я хотел на твой отпуск! А с отчетами все не так! Не по форме, доказательная база не приложена, я с чем к комиссару пойду?
Тим притворился, будто очень озадачился этим вопросом, а потом предложил — так, будто эта идея только что пришла ему в голову:
— Может быть, я схожу, объясню все сам?
Толстый похлопал глазами и сдулся, как воздушный шарик, который прокололи иголкой.
— Вот сразу бы так, а то отговариваешься мне тут отпусками какими-то. Мы родине служим, у нас отпусков не бывает! Папки на моем столе. И да, там дело дооформить надо, закрываем. Демон скопытился или еще кто-то. Займись, а то мне некогда.
— Закрываем? — деланно удивился Тим. — Так скоро? Приговор в исполнение привели раньше времени?
Сержант Клаус неприятно покосился на рядового Брайта:
— И все-то ты помнишь, парень. Прямо феномен какой-то. Скопытился, говорю, самостоятельно, без нашей помощи. Сдохла твоя обвиняемая, вот и делу конец. Ко всеобщему удовольствию.
— Как… сдохла? — переспросил Тим. — Когда сдохла?
— Да вот… — толстый бросил взгляд на наручные часы, — уж двадцать минут как. А это что-то меняет? Какая тебе к чертям разница? Ты ее лично благословить хотел перед казнью?
Парень хоть и ожидал чего-то подобного, но все одно — скорая гибель проклятой оказалась шоком. Не потому, что преступницу было жаль, а от осознания — в сотый раз — как близко Мира была к смерти, и только чудом умудрилась ее избежать. Когда сразу же после проведения ритуала он поднял эту тему — ее души, отданной богу Смерти и Лжи, она отделалась невнятным бормотанием — мол, все в порядке, душа на месте и изъятию не подлежит. Как, что и почему, а также другие подробности девушка попросту замолчала, сказав, что долго объяснять, и она как-нибудь потом, когда в настроении будет. Тим расспросы прекратил, но при первом же удобном случае собирался их возобновить.
Ведьмочка вскользь упомянула, что все это напрямую связано с ее ангелом-хранителем. А раз так, то сделано все было по уму и переживать не стоит. Но и выяснить, что к чему, тоже не повредит.
— Сдохла и сдохла, тебе какая разница? Плакать никто не будет. Протокол оформи, да к комиссару. Он ждет.
И довольный собой и жизнью в целом, сержант Клаус скрылся за дверью, насвистывая фривольный мотивчик себе под нос.
* * *
«Глаза — голубые.
Волосы — каштановые.
Рост — 178 см.
Вес — 65 кг.
Семейное положение — замужем.
Дети — дочь, семи лет, ведьма.
Муж — Ридьярд Новиков, колдун, городская лаборатория, специалист по маскировочным заклинаниям.
Дата проверки — 25 января 1*** года. Поговорить с ребенком не удалось».
Эти сведения были указаны на первом листе в личном деле Мариссы Новиковой, папка была до обидного тощей. Мира не без трепета в душе перевернула страницу и погрузилась в чтение. С некоторым удивлением открыла для себя тот факт, что ее мама, оказывается, тоже была когда-то молоденькой, неопытной ведьмочкой, но при этом — оторвой, каких поискать. Первое свое поручение — прокрасться на кухню одного из кабаков города и подсыпать в еду слабительный отвар — выполнила с блеском и даже фантазией. В том смысле, что в еду отправилось не только слабительное, но и веселящее зелье. В итоге посетители, равно как и хозяева кабака, надолго запомнили этот вечер.
Дальше карьера Мариссы пошла на взлет — энтузиазма и желания творить пакости у неё было хоть отбавляй. Она бралась за самые гадкие поручения, не сдавалась ни при каких обстоятельствах и однажды, выполняя очередное задание, встретила Ридьярда Новикова, своего будущего мужа. В деле ничего об обстоятельствах их встречи не говорилось, и Миру снедало жуткое любопытство. Сухие факты — при выполнении такого-то поручения умудрилась выйти замуж, что являлось вопиющим отклонением от первоначального плана и вызвало в Управлении большой переполох и шквал недовольства и критики. Но видимо, Мариссу такие мелочи не смущали, она продолжала держать достойную планку и после замужества, но за экстремальные задания уже не бралась. Затем беременность, роды, и она окончательно отошла от дел, посвятив себя дочери. Управление, конечно, наблюдало за семьей, надеясь ценный кадр когда-нибудь вернуть, приходило с проверками, но Марисса в своем решении была тверда и непоколебима. Так и жили они тихо-мирно до того, как… погибли.
Мира зло вытерла слезы с глаз и стала искать любые упоминания о родственниках своей матери — живых или мертвых. Как и предполагалось, в живых никого нет, а о мертвых ведьмы не позаботились упомянуть. И то правда — зачем? Единственное, что привлекло внимание Миры — один из отчетов о посещении дома Мариссы. Ведьма, приходившая с инспекцией, отметила, что дома, кроме мужа-колдуна, находился еще один неустановленный колдун, который, предположительно, приходился близким родственником Ридьярду. То есть, если верить записям и считать, что инспекторша не ошиблась, у ее отца был жив кто-то из родных? Причем о Мире он должен был знать, потому как на время того визита девочке исполнилось четыре годика. Так почему он не заявил права как опекун? Почему не занялся делами Ридьярда после его гибели? Тоже погиб? Был убит? Или просто не был оповещен? Впрочем, ведьма-инспекторша могла и ошибаться… кто знает, кем бы неизвестный посетитель на самом деле, откуда мог явиться и с какой целью…
— Фу-ты, ну-ты, сырость развела здесь, убогая! Ты чего ревешь?
Она ревет? — Мира и не заметила, как редкие слезинки, пролитые над коротким, сухим изложением жизни ее матери превратились в форменный водопад. Да это так…
— Чего надо? — спросила неприветливо, хлюпая носом без всякого стеснения, подняв на рыжего красные зареванные глаза. — Не звала, кажется.
