Джейни молча смотрит себе под ноги.
— Понятно, — продолжает Кейбел, осторожно подбирая слова. — Извини, Дженерс. Я как-то сразу не врубился.
Он быстро встает. Идет к лифту. Джейни следует за ним.
— Ну, пока, — говорил Кейбел уже возле лифта. — Позвони мне, когда... в общем, позвони.
— Позвоню, — отвечает Джейни, пробегая взглядом объявление на стене: «ПРОСИМ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ОТКЛЮЧАТЬ СОТОВЫЕ ТЕЛЕФОНЫ». — Или эсэмэску пошлю. Но сейчас мне правда лучше самой с этим разобраться. Я люблю тебя.
— Да. Хорошо. Я тоже тебя люблю.
Кейбел неуверенно машет ей рукой, поворачивается, но тут же оглядывается через плечо.
— Эй! Ты знаешь, что с двух до пяти утра автобусы не ходят?
Джейни улыбается.
— Знаю.
— И смотри не дай себя затянуть в чей-нибудь сон, ладно?
— Тсс! Ладно, ладно.
Девушка озирается — не слышал ли его кто? И пока он не придумал что-нибудь еще, ускользает обратно в приемную.
Сидеть, ждать и думать.
В одиночестве.
_____
1.12
Она дремлет в кресле в приемной.
Неожиданно она чувствует чей-то взгляд и, встрепенувшись, выпрямляется.
Ну, по крайней мере, ее мать одета, а не в одной ночной рубашке, как говорила Керри.
— Привет, — говорит Джейни.
Встает. Идет к матери и останавливается, чувствуя неловкость. Непонятно, как вести себя дальше. Обниматься? Вроде бы в мыльных операх так и делают. Бред какой.
Доротея Ханнаган вся в поту. Ее колотит. Джейни совсем не тянет к ней прикасаться, сейчас она вообще кажется ей посторонней, чуть ли не потусторонней.
Ну а потом и вовсе начинается сущий дурдом.
— Где ты шаталась? — в голос кричит Доротея. — Пропала с концами, слова матери не сказала. До чего дошло — даже сюда меня пришлось везти чужой соседской девчонке. — У нее трясутся руки, взгляд злобный, подозрительный. — Ну конечно, на мать тебе наплевать! Тебе лишь бы болтаться с этим парнем день и ночь напролет!
Эти горькие обвинения, причем не столько сами слова, сколько тон, которым они произносятся, поражают Джейни до глубины души.
— Боже мой! — вырывается у нее.
— Что, больше и сказать нечего?
Дрожащими руками Доротея открывает рваную сумочку из винила и начинает в ней рыться. Какие-то скомканные бумажки и обертки вываливаются на кресла в приемной. В сумке явно нет того, что она ищет. Доротея прекращает поиски и плюхается в кресло.
Джейни стоит рядом и смотрит на нее.
Ее и саму немножечко трясет.
Она не знает, что со всем этим делать. И почему она вообще должна делать хоть что-то.
«Мало я нахлебалась дерьма, так теперь еще и это», — мысленно произносит она, обращаясь неизвестно к кому. Может быть, к Богу. Этого она не знает. Зато точно знает другое — было бы очень здорово покончить со всем этим, да поскорее. А лучше всего было бы оказаться где-нибудь подальше.
Однако вместо этого она сгребает в кучу содержимое сумочки, запихивает обратно и берет мать за руку.
— Пошли. То, что ты ищешь, наверняка дома. Идем.
Потянув мать за руку, Джейни поднимает ее на ноги.
— Пошли, пошли. Нам нужно успеть на автобус.
— А где твоя машина? — капризно спрашивает Доротея. — Та девчонка привезла меня на твоей машине.
Джейни моргает. Потом трясет головой и тащит ее к лифту.
— Да, мама. Это теперь ее машина. Я продала ей машину несколько месяцев назад, помнишь?
— Ты мне ничего не говорила.
— Просто...
Джейни вспыхивает.
«Я ничего тебе не говорила? Или ты все мозги пропила и ничего не помнишь?»
Она набирает воздуха, медленно выпускает его и произносит:
— Слушай, просто идем, и все, ладно? И не позорь меня.
— Да, только и ты меня не позорь.
— Ни в коем случае.
Уже уходя, Джейни бросает через плечо взгляд в сторону больничного отделения, где сейчас, вполне возможно, лежит ее отец. Живой или мертвый, девушка не знает.
Да и не хочет знать.
Ну разве что надеется, что он поспешит отправиться на тот свет, избавив ее от необходимости иметь дело еще и с ним. Ибо, насколько Джейни может судить по собственному опыту, родители — это сплошная морока, и ничего больше.
_____
2.10
Всю дорогу домой в почти пустом автобусе Доротея нервно дергается, словно наркоманка. А Джейни в это время старается не угодить в сон съежившегося на сиденье бездомного пассажира и тихо радуется хотя бы тому, что путь недолгий.
Возле дома она обнаруживает на ступеньках крыльца свой чемодан.
— Черт побери, Кейб, — бормочет Джейни себе под нос. — И почему ты, на хрен, всегда такой заботливый?
Мамаша первым делом рулит на кухню, выуживает из-под раковины бутылку водки и, не сказав больше ни слова, отбывает в свою комнату. Джейни ее не удерживает. Поговорить об этом Генри можно будет и завтра, когда Доротея проспится и будет, по крайней мере на какое-то время, более или менее вменяемой.
Она отправляет Кейбелу сообщение.
«Мы дома».
_____
Несмотря на поздний час, он отвечает немедленно.
«Понял. Целую. Завтра увидимся?»
— На сегодня все, — бормочет Джейни, выключая телефон.
Она со вздохом кладет телефон на тумбочку, ставит чемодан возле кровати и валится на постель.
* * *
4.24
Джейни спит.
Пол спальни и даже ее чемодан засыпаны камнями. На каждом камне что-то нацарапано, но прочесть надпись Джейни может, только подняв камень и поднеся к глазам.
Она так и делает.
«ПОМОГИ», — написано на одном. «КЕЙБ», — на другом.
«ДОРОТЕЯ». «КАЛЕКА». «ТАЙНА». «СЛЕПОТА».
Когда она кладет камни обратно на пол, они увеличиваются в размерах, становятся массивнее. Она понимает, что скоро в комнате не останется места, но все равно не может удержаться — поднимает камни и читает все новые и новые надписи. Весь пол завален ими, и девушке трудно дышать. Камни высасывают воздух из помещения.
И вдруг Джейни приходит в голову положить один из камней в чемодан. Он тут же съеживается до размеров гальки.
Медленно, методично она начинает поднимать камни с пола и складывать в чемодан. Кажется, это продолжается вечность, но наконец она поднимает последний камень с надписью «ОДИНОЧЕСТВО». Кладет его к остальным. Он уменьшается до размеров гальки, и вся галька исчезает.
Джейни смотрит на чемодан.
Она знает, что должна сделать.
Она закрывает чемодан.
Поднимает его за ручку.
И выходит.
