Все пары, я упорно выводила его глаза и шевелюру, в каком-то странном самозабвении, не слыша голосов вокруг, и не обращая внимания ни на что, пока не увидела перед собой его лица, вздрагивая оттого, что натворила.
Было странное ощущение, что я словно призываю его к себе…как нечистую силу, которая уже проникла в мою кровь черным смогом, ядовитой каплей, от которой меня больше ничто не спасет.
Я и сейчас вздрогнула, когда увидела его лицо, выведенное моей рукой.
— Скажем так: художник из тебя никудышный, но мужик, которого ты нарисовала — шикарен! — Иза рассматривала изрисованный лист бумаги, вот уже в который раз, так тщательно и горячо, что хотелось разорвать его на мелкие кусочки, чтобы только никто не видел! — Спросить бы у него каким он шампунем пользуется с такой-то шевелюрой! Так значит это и есть он?
Я клацнула зубами, просто устав от разговоров об этом человеке!
Я злилась на себя, что позволила случиться подобному, но злилась еще сильнее на то, что поделилась своими эмоциями с подругой, которая теперь без умолку трещала о том, кого я мечтала бы забыть!
Поэтому со злостью вырвала из руки Изы рисунок, кинув его на сухой асфальт и буквально зашипев:
— Больше ни слова о нем! Ни единой буквы об этом человеке!!
Иза тут же прищурилась, заглядывая в мои глаза и вдруг выгибая брови, проговорив приглушенно и проникновенно:
— Это тяжело, да? Накануне свадьбы понять, что есть человек, который горит по отношению к тебе гораздо больше собственного жениха! Ты думаешь, что это измена. Пытаешься насильно заставить себя думать о правильном человеке, но только это не доставляет радости…
— Я никому не изменяю, ясно?! — вдруг закричала я, подскакивая с нашего места, и ощущая, как порыв ветра овил мое тело, путая волосы, словно взъерошив их невидимой рукой, заплетаясь вокруг ног и убегая куда-то в сторону легким порывом. — Это была всего лишь одна нелепая встреча и один глупый сон! Хватит уже об этом!!! Надоело!
Иза лишь устало выдохнула, сокрушенно покачав головой, но все-таки перечить не стала, а я замерла растерянно, ощутив, как отчего-то стали влажными и холодными ладони, потому что с неба пошел снег.
Легкий, пушистый, почти невесомый.
Он падал легкой, ровной, белой завесой с неба…как во сне.
Тяжело сглотнув, я смотрела на снежинки, видя, как восторженно улыбается подруга, подставляя свои ладони и ахнув:
— С ума сойти! Ты только посмотри!
— Иза, где рисунок?..
Мы обе уставились на асфальт, чуть припорошенный снегом, но не смогли найти ровным счетом ничего.
Ни под скамейкой, на которой сидели. Ни у ближайших кустов. Ни на баскетбольной площадке.
— Наверное унесло порывом ветра дальше, — пожимала плечами подруга, когда зазвенел звонок, призывая всех студентов вернуться в аудитории, и она заторопилась, увлекая за собой, и не замечая моего побледневшего лица, когда широко улыбнулась. — Не страшно! Нарисуешь новый!
Я старалась не думать, что делаю, когда шла до дома после занятий.
Пешком. Одна.
И пусть на улице не было темно, и меня окружали сотни людей, что торопились куда-то по своим делам, я словно ощущала на себе его взгляд, даже если не могла отыскать его глаза, или высокую мощную фигуру, которая возвышалась бы над всеми остальными.
Это был мой вызов ему.
Что я не боюсь и пойду до конца, но своим путем!
Именно поэтому я свернула в ювелирный магазин, долго и тщательно выбирая в нем кольцо, которое было бы похоже на то, что надел на мой палец Дэн, вчера вечером.
Было полным безумием думать, что и кольцо, и рисунок пропали по вине этого синеглазого мужчины…но я думала именно так, даже если не могла отыскать никаких логических предпосылок к подобному выводу.
Покрываясь мурашками, сама не зная отчего, и содрогаясь от собственной глупости, я вышла на улицу, демонстративно надев кольцо на безымянный палец левой руки, и даже вытянула руку вверх, якобы любуясь им, отчего пара проходивших мимо людей покосились на меня.
Я словно хотела сказать ему, что больше не боюсь!
Но не боялась ли?..
Насильно заставляла себя идти размеренно, остановившись пару раз, чтобы купить себе кофе, я зашла в пару бутиков, интересуясь не тем, что в них продавали, а этими огромными витринами, за которыми пыталась увидеть его. Его тень. Глаза, которые будут пронзать насквозь, даже не касаясь ресницами. Очертания высокой стройной фигуры. Но все безуспешно.
Я вернулась домой поздним вечером, со странным подавленным чувством, словно ждала того, что не получила, как бывает в Рождество, когда родители подарили тебе не то, что ты просил, и ожидание стало тягостным и болезненным, а радость от подарка горькой и едкой.
Кольцо жгло палец, и я постоянно крутила его, в конце концов сняв и положив на зеркало.
Даже не стала убирать в шкатулку, подумав о том, что надену утром.
В эту ночь я тоже не стала выключать свет, чувствуя себя сумасшедшей, потому что была не в силах найти оправдания даже своим поступкам, не говоря уже о том, что, как мне казалось, происходило вокруг.
Я боялась засыпать. Не потому, что думала, что произойдет что-то плохое.
Мне казалось, что снова явится ОН, и следующим утром будет еще сложнее заставлять себя не думать о нем….
— Ты придешь ко мне сама. По своей воле и по с желанию и отдашь мне все то, что я захочу.
Я слышала его голос, будто сотканный из самой темноты, не понимая, откуда именно он доносится, словно стояла внутри шара, наполненного им, где не было входа и выхода — только мои эмоции и тьма, которая кружила и заманивала в свои сети.
— Я пришла и готова, — выдохнула я, даже если внутри все скрутило от страха.
Он ведь сказал, что отпустит меня один раз.
Только один раз у меня был шанс на спасение, и только что я его потеряла, сделав свой выбор, когда пути назад уже не было.
Если бы я пришла темной безлунной ночью на заброшенное кладбище, увидев в темноте нечто необъяснимое, то, наверное, боялась бы меньше, чем сейчас, потому что этот мужчина и был олицетворением всего самого темного, запретного и страшного, о чем люди боятся даже подумать. А если и думают, то только горячо крестясь!
— Иди за мной.
Я снова видела лишь его силуэт в ночи — высокий, статный, пугающий своей силой, и в то же время грацией, с которой он спокойно вышагивал по снегу, словно сама земля расступалась перед ним, пока я пробиралась через сугробы скованно и неловко, чтобы ступить на тропу, которую он оставлял за собой.
В лесу было так тихо, что становилось жутко.
Ни одна птица не спорхнула с ветвей. Ни одна сова не ухнула нам вслед, словно в этом месте и не было ничего живого. Даже ветер не играл с кронами деревьев, будто и он притих, глядя свысока за тем, что будет происходить дальше.
— За кем из умерших ты пришла ко мне, девочка?
Я сковано остановилась, застыв, когда мужчина вышел на поляну, больше похожую на древнее капище, где по кругу возвышались обработанные деревянные столпы с какими-то символами и изображениями, а в центре этого круга горел ровным пламенем небольшой костер, возле которого он и сел, величественно и властно, напоминая сейчас великих и мудрых королей древности, о которых слагали красивые легенды, даже в своем черном одеянии и с этими синющими глазами, которые наблюдали за мной, словно зверь из непроглядной тьмы.
Он сделал жест рукой, приглашая меня присесть напротив него, по другую сторону от костра, где вместо сидения было небольшое поваленное дерево, куда я опустилась осторожно и сковано, тихо ответив:
— За бабушкой. Она умерла…
— Три дня назад, — вместо меня ответил мужчина, взяв в руки ветку, которую легко сломал и подбросил в костер, отчего тот затрещал, словно принимая в жертву еще один кусочек дерева. Его руки были в черных перчатках, но даже через эту кожу можно было рассмотреть сильные широкие ладони и длинные пальцы. — Что ты хочешь узнать у нее?
