— Я скоро отправлюсь, — сказала я.
— Ладно, — сказал он, будто прощаясь.
Я закрыла дверь спальни, выдохнула, и не понимая, что задерживала дыхание. Шаги Ичиго ударились, Широ вышел из теней комнаты.
— И я думал, что у меня ужасные отношения с братом, — прошептал он.
— Ты все еще побеждаешь в этом, — сказала я.
— Да, ты, пожалуй, права, — Широ неловко попытался улыбнуться, но выглядело и ощущалось это фальшиво. Улыбка пропала с его лица. — Ты не можешь вернуться в храм, Кира. Не этой ночью.
— Знаю, — я покачала головой и отошла от двери. — Но это лучшее место для начала поисков ответа.
— Ну… ты могла бы пойти со мной, — сказал Широ.
— В Токио? — я сморщила нос. — Я не могу так просто убежать. Что подумают родители?
— Храм твоих предков был уничтожен древними врагами семьи, а ты переживаешь, что подумают родители? — Широ нахмурился.
— Ты не знаешь моих родителей.
— Да, но они не могут быть страшнее ёкаев.
Он не знал моих родителей.
— Думаю, последний страж-кицунэ храма Фуджикава был отправлен в Токио, — медленно сказала я, обдумывая идею. — Он может нам помочь. И мои родители доверяют ему.
— Я помню встречу с ним. Пожилой, девять хвостов, хорошее чувство юмора? — спросил Широ.
— Горо. Он охранял храм почти семьдесят лет, — тень Горо была большой, как у дедушки — он был моим защитником и другом. Я ужасно скучала его, когда дедушка заменил его братьями Окамото.
— Тогда мы найдем и его, — сказал Широ. — Хотя у мамы может не быть ответов. Она не любит… твой вид.
Я приподняла бровь.
— Мой вид?
— Людей, — сказал Широ. — Особенно тех, кто видит наш мир, какой он есть, как ты.
— Добрые кицунэ не должны иметь проблем с жрицами синто, — сказала я.
— Это правдивое заявление, основанное на ошибке, — Широ мрачно улыбнулся. — Моя мать — не кицунэ, и ее вряд ли можно назвать доброй. Она родилась леди, но она родилась и ведьмой. Она усыновила меня, когда я был ребенком. Увидишь.
«Звучит чудесно», — я нахмурилась.
— Наверное, это глупая идея…
— Такие идеи лучшие, — Широ открыл мое окно, глубоко вдохнул носом.
«Уверена в этом?».
— Идем со мной, — он протянул руку. — Я не обещаю ответы, но это будет приключение.
Если я хотела понять, что случилось в храме этой ночью — и, что важнее, почему — тогда нужно было выйти в мир и отыскать ответы самой.
Я сжала его ладонь.
— В Токио, — сказала я.
Он улыбнулся.
— В Токио.
Шесть
Шинкансен в Токио
Япония
Два часа спустя наш поезд уехал из города, огни Киото остались позади. Напряжение в моей спине ослабело. Я сидела у окна, Широ — посередине сидения рядом со мной. Как многие поезда в Японии, шинкансен был чистым и тихим, только шорох движения мешал моим мыслям. Я отклонилась на спинку, вздохнув, глядя на темный пейзаж за окном.
В окне на меня смотрела тень девушки не в хакама и кимоно жрицы, а в узких джинсах, балетках цвета мяты и облегающей толстовке с кошачьими ушами на капюшоне. Мы с Широ добрались до станции Киото, купили новую одежду в магазине внутри, переоделись в общественном туалете и бросили окровавленную форму храма в разных шкафчиках. Я позвонила маме с телефона Широ, пока мы ждали поезд, читала ложь по губам Широ. Я убедила ее, что была в порядке, но у меня было срочное дело с Горо в Токио. Моя маленькая ложь скрывала пугающую правду.
Мы с Широ не убегали. Нет. Но мама не была рада слышать, что я отправилась в Токио.
И я ускользнула от нее.
— Ты в порядке? — спросил Широ.
«Я выгляжу так, будто я в порядке?» — я издала смешок и покачала головой.
— Нет. Сто раз нет.
— Да, и я, — он опустил ладонь поверх моей. Я взглянула на него, удивилась честной боли в его глазах. — С твоим дедушкой я ощущал, что у меня есть место. Я давно не ощущал себя так, словно у меня есть дом.
— Дедушка хорош в этом, — сказала я, притихла и отвернулась, глядя на свое отражение в темных окнах поезда. — Дедушка… был хорош в этом.
Широ сжал мою ладонь и отпустил. Поезд несся во тьме, оставляя то, что дедушка «был» еще дальше в прошлом. Он не будет ждать нас, когда мы вернемся в Киото. Я не найду его в саду весной, он не отругает меня за то, что я забыла храм камидана моей семьи. Я не увижу, как он пил сакэ и смеялся от старой манги ленивым летним вечером, не увижу редкую улыбку на его лице во время фестиваля Шичи-Го-Сан для соседских детей.
Он умер.
Призрак девушки в окне заплакал. Тихие слезы лились по ее щекам. Я отвернулась от Широ, желая сказать девушке, что потерю дедушки можно было пережить. Я хотела сказать ей, что дыра, оставленная им в ее жизни, не заберет весь свет из ее вселенной.
Но в шестнадцать я была в пяти годах от возраста, когда я могла получить храм семьи. Теперь храмом будет владеть мама. Мама не любила то место, и отец ясно дал понять, что ему надоело быть одним из главных жертвователей храма Фуджикава. Я не знала, выживет ли храм без его поддержки.
Кто поможет мне очистить храм? Кто поможет мне горевать по мертвым, найти деньги для восстановления зданий и новых жрецов? Не мои родители. И я оставила учебники и тетради в кабинете, так что я даже не смогу подготовиться к контрольной в понедельник. Смерть дедушки могла дать мне пару дней скорби, но как объяснить учителям, что один из Трех великих зол мог появиться в ее дворе через месяц?
Короткий ответ: никак.
— Эй, — Широ отвлек меня от мыслей. — Я рядом, хорошо?
— Прости, — я вытерла слезы с лица рукавом. — Я тебя смущаю.
— Нет, — мягко сказал Широ. — Фуджикава-сан заслуживает, чтобы его оплакивали.
— Это точно… но не на публике, — я издала мрачный смешок. — Я не хочу, чтобы кому-то в поезде было неудобно.
— Не бойся, — Широ привстал на месте, огляделся в вагоне. — Никто не сидит рядом, никто не слушает.
— Тогда я не хочу, чтобы тебе было неудобно.
— И тут не переживай, — Широ посмотрел на женщину, идущую по ряду между сидений с тележкой с едой. — Но с горем проще справляться на полный желудок, а в тележке есть экибен. Ты голодна?
От мысли о еде желудок сжался.
— Нет.
— Мы с тобой в бегах, кстати, — Широ помахал рукой женщине с тележкой. — Ёкаи Ронина могут последовать за нами в Токио. Может, нам придется избегать полиции, все зависит от того, прикроют ли тебя родители. Ешь, когда можешь. Не важно, голодна ли ты. Ешь.
— Звучит так, словно ты уже так делал, — сказала я.
— Как-то так, — ответил он. Он смотрел вдаль, словно он смотрел сквозь время на воспоминание, от которого все еще было больно.
Я не успела попросить объяснения, женщина приблизилась с тележкой с едой. Она слабо поклонилась нам. Мы заказали несколько экибенов — бенто для путешественников в поезде. Я выбрала экибен с красиво уложенным рисом, поджаренным лососем, омлетом тамагояки и овощами. Розовые и белые цветы из тофу украшали еду, делая ее почти милой. Почти. Каждая часть блюда была в своем отделении, красиво разложенная по местам. Я хотела, чтобы моя жизнь стала понятнее.
Я сняла деревянную крышку экибена, ощутила запах риса и уксуса, желудок заурчал. Я не ела с обеда.
— Итадакимас, — сказал Широ, улыбаясь мне. Обычно так всегда говорили перед принятием пищи. Он сложил ладони и поклонился над едой. Нормальное поведение утешало меня. Ритуалы и милые цветы из тофу не исцелят потерю дедушки или храма, но они немного притупят боль.
— Итадакимас, — я не смогла улыбнуться в ответ, но была благодарна.
Мы ели в тишине, слушали гул поезда, несущегося к Токио. Время близилось к девяти вечера, и было не удивительно, что поезд был почти пустым — мы прибудем в Токио после полуночи. Широ сказал, что его мама была «активнее ночью», что бы это ни значило.
— Скажи-ка, — сказала я, поймав палочками кусочек тофу, пытаясь решить, была ли я еще голодна. — Почему ёкаи думали, что осколок Кусанаги спрятан в храме Фуджикава? Это часть императорской регалии, она принадлежит императору, и я думала, что она хранилась в храме Ацута в Нагое, — Я не знала, что меч был разбит, начнем с этого. В историях об этом не говорится.
