Эти пламенные чувства внезапно вспыхивают в обоих моих сердцах. Но мне не нужны ни логические объяснения их пробуждения, ни поиск видимых причин такой их небывалой силы. Это уже есть. И теперь так будет всегда. Землянка будет моей. Я собираюсь заявить на нее права. И убью любого, кто причинит ей боль.
Черт возьми, да я убью любого, кто рискнет встать между нами.
С громким ревом я вырываю свою руку из железной хватки солдата, который удерживает меня. Со всей силы толкаю его, и он, пролетев по полу с молниеносной скоростью, врезается в противоположную стену. За вторую руку меня держит другой солдат. Он выглядит встревоженным.
— Будь благоразумен, Скорван Зи'Джалкэй. Неужели ты не понимаешь, как глупо ведешь себя?
А ведь он должен видеть, что я больше не собираюсь быть «благоразумным». Сейчас меня абсолютно не волнует, что весь экипаж считает меня потерявшим рассудок. Я буду сражаться до тех пор, пока мне не вернут мою женщину. Лучше погибнуть в этой неравной схватке, чем мучиться вдали от нее.
Она моя!
Еще ни разу в жизни я не был так уверен в своем праве. Если кто-то встанет у меня на пути, чтобы лишить меня возможности быть рядом с ней, обещаю, он заплатит за это. Ничто не помешает мне заполучить ее. Никто меня не остановит. Никто.
Конечно, тот факт, что я не имею права спариваться, является одним из препятствий. Но к черту правила. Я буду настаивать, чтобы капитан Плинаро сделал для меня исключение. Я женюсь на своей единственной, и на Йолкадии мы произведем на свет кучу прекрасных ребятишек. Или так, или я потребую, чтобы меня с честью отправили в запас. Тогда я смогу начать новую жизнь с ней на какой-нибудь дружественной планете. Меня устроит любое место во Вселенной — даже такая отсталая планета, как Земля, — лишь бы она была рядом. Ничто не имеет значения, пока мы вместе.
«Моя», — эта мысль теперь для меня главная.
Невероятно, но всего лишь за один оборот солнца мои жизненные приоритеты кардинально изменились. До сего дня мне вообще не нравились земляне. Они такие неряшливые, такие недисциплинированные. И вот теперь я полон уверенности, что эта землянка — моя суженая. Неужели мы встретились с ней только сегодня? Такое чувство, что мы прожили вместе целую жизнь.
Перед моим внутренним взором всплывает образ ее длинных черных волос и тонкие черты ее миловидного лица. Оба мои сердца начинают биться в унисон. Я чувствую, как под оружейным поясом вздувается весьма красноречивая выпуклость. Нет, лучше буду думать о чем-нибудь другом. Для себя я уже все решил. Я заявлю на нее права. И она будет моей.
Она уже моя.
— Скорван, не вынуждай меня использовать наручники, — взывает к моему здравомыслию один из моих конвоиров. — Йолкадийскому солдату не подобает быть закованным в кандалы. Это участь рабов.
— Да пошел ты! — рычу я. — Ты не справишься со мной, даже если наденешь на меня наручники.
— Я смогу скрутить тебя и без них, — усмехается наблюдающий за нашей перепалкой Брилфан. Он здесь, безусловно, самый опытный боец. — Я наказывал идиотов, когда ты еще был в учебке. Поверь мне, это будет несложно.
Я воинственно расправляю плечи и выпячиваю грудь, готовый к сопротивлению, но, столкнувшись с мягким и доброжелательным взглядом старшего офицера, отступаю назад. Брилфан не виноват, что я намерен швырнуть свою военную карьеру коту под хвост. Он просто пытается защитить меня. Я не могу не злиться на то, как капитан Плинаро и остальные солдаты обращаются с землянкой. Но в глубине души знаю — бесчестно использовать силу молодости против старшего сослуживца.
Брилфан хороший человек. Он лишь пытается сгладить острые углы.
Я усаживаюсь на зеркальный стул, стараясь охладить пыл. Мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы говорить спокойно. Либо я буду держать себя в руках, либо обрушу на их головы — как того требуют мои инстинкты — неистовый шквал боли.
Я борюсь со своими импульсами… и пока побеждаю.
— Почему вы все отказываетесь признать, что землянка не сделала нам ничего плохого? — упрямо спрашиваю я. — Она не представляет для нас никакой угрозы. Неужели вы этого не видите?
Брилфан укоризненно качает головой.
— Во-первых, человек не имел права заходить на наш корабль. И мы не знаем, намеревалась она навредить нам или нет. Но важнее выяснить, как она сюда попала. Возможно, она смогла открыть к нашему кораблю прямой портал червоточины. Неслыханное дело. Неизвестная нам технология. Как тебе такое, Скорван? Ведь в этой части космоса мы всегда стояли во главе технологического прогресса. Как примитивные земляне смогли обойти йолкадийцев и заполучить такую сложнейшую технологию, как эта? Ведь они до сих пор не могут понять, как работает кварковый передатчик. Очевидно, они вступили в союз с какой-то более могущественной расой.
— Точно, — встревает в разговор мой конвоир. Он слегка отшатывается, когда я бросаю на него свирепый взгляд, но все же продолжает говорить. — А если за ней по уже проторенной дорожке явятся другие? Неужели мы позволим себе такую уязвимость? Неужели допустим вторжение? Или войну? Сначала ответь на эти вопросы, Скорван. А потом рассмотрим вопрос об истинных намерениях землянки.
К сожалению, для ее оправдания у меня нет ни одного убедительного довода, имеющего хоть какой-то смысл. Поэтому я угрюмо молчу. Но произошедшее меня и самого волнует. Я до сих пор не могу придумать разумного объяснения этому странному инциденту.
Вот я бегаю, разминая мышцы, по грузовому отсеку и готовлюсь к длительному и скучному дежурству в один солнечный оборот. А уже в следующее мгновение мои сердца едва не выпрыгивают из груди. Прямо передо мной — буквально из воздуха — появляется маленький инопланетный корабль, не причинивший нам никакого вреда. И из него выходит моя прекрасная землянка.
И как я им все это объясню? К тому же, кажется, она и сама не знает, как сюда попала. Возможно, она что-то скрывает от меня, но я все равно склонен ей верить. Может, я слишком доверчив? Неужели она на самом деле вражеский солдат с заданием проникнуть на наш корабль? Или же она, как утверждает, случайно попала сюда через блуждающую червоточину?
Но что еще более загадочно, я не могу объяснить, откуда знаю, что она — моя предначертанная судьбой пара? Я просто знаю это в глубине души. Каждой клеточкой своего внушительного тела. Знаю по той каменной твердости, которая вздымается у меня в штанах, стоит лишь представить ее прекрасное лицо и мягкую плоть с соблазнительными изгибами. Вот только вряд ли я смогу этим убедить остальных членов экипажа. Поэтому решаю хранить молчание и никому ничего не доказывать.
Пока я обдумываю все это, в поле моего зрения появляется один из прислужников капитана Плинаро. Он выглядит таким напыщенным, таким самодовольным. Кстати сказать, там все такие. Я выпрямляюсь во весь свой могучий рост, демонстрируя этому надменному служаке свои явные преимущества. Смотрю на него сверху вниз, как на жалкого слизняка, каковым он и является. А он выпячивает грудь, наслаждаясь моментом своего мнимого превосходства.
— Скорвану Зи'Джалкэю приказано не покидать карцер до конца солнечного оборота, — он говорит обо мне так, словно меня здесь вообще нет, и я недостоин того, чтобы он, обращаясь ко мне, смотрел мне в глаза.
Кто бы знал, с каким трудом мне удается сдерживаться.
Брилфан по-отечески похлопывает меня по спине.
— Это даже к лучшему, Скорван. Тебе нужно время, чтобы успокоиться. Ты придешь в себя, и все встанет на свои места.
Прихвостень, игнорируя слова Брилфана, невозмутимо продолжает:
— Капитан Плинаро вызовет Скорвана Зи'Джалкэя в командный центр после восхода лун. Капитан настоятельно рекомендует тебе с пользой провести это время, чтобы научиться контролировать свои эмоции.
Мои солдаты-сослуживцы потрясены и напуганы. Для любого йолкадийца потеря контроля над эмоциями сродни чистейшему безумию. А подобное обвинение — огромный позор, сулящий всевозможные унижения. Разумеется, именно для этого капитан Плинаро и приказал своему лакею объявить это во всеуслышание.
