Ого, сколько гордости! И силы не покинули, раз толкается.
Что-то хлопнулось на песок — Тото! Я мигом упала на колени, подкошенная испугом.
— Тото, очнись! Тото!
Молчит. Я подняла на руки пернатое тельце. Почему он упал? Веки сомкнуты, не шевелится. Дрожащими пальцами я смахнула песок с перьев. Тото… ты что… умер? Тото…
Последний лучик радости внутри меня погас — раз и навсегда. Я воззрилась на оромхий. Каждую разорву! Но они не смотрели на меня, не испепелились под взбешенным взглядом, а баловались с облачками тумана и зеркальцем.
Ничего им не сделаю. Бессильна я против магии. Чудовищно. Пусть на родной Земле трудно, но там я каждый день сворачивала горы. А здесь… Слабачка.
Я прижала пернатого к груди. По щекам потекли горячие слезы.
Тяжелая рука опустилась на макушку и неловко погладила — так, как собачек гладят. Я уставилась на осунувшееся лицо Тумана. Он тыкнул пальцем в пернатого, затем приложил ладонь к своей щеке, прикрыл веки и склонил голову.
— И… имеете в виду, он уснул?
Туман распахнул глаза и озадаченно уставился на меня. Повторил движения.
Рехнуться можно. Выходит, зря паниковала? Я слегка разжала объятья — птичья грудка едва заметно вздымалась. Тото уснул, надышавшись тумана. Совсем вылетело, что тот может усыплять. Кошмар, как расшатались нервы у меня за четыре дня.
Скоро на меня подействует! Когда Тото упал с плеча, я наверняка отвлеклась и задышала!
Кажется, к щекам неспешно начал приливать жар. Куда деться, чтобы не пристать к мужской руке с поцелуями?
А вдруг меня потянет на что-нибудь более серьезное?
Перепугавшись не на шутку, я вскочила на ноги и отбежала. Может, подышу свежим воздухом — и отпустит. Я устроила пернатого на груди, прикрывая его плащом и посматривая на оромхий.
Те остались довольные платой, пошли к куполу и принялись творить с ним странные выкрутасы: ластились к нему и пели ультразвуковые песни.
Туман еле держался на ногах, опираясь на меч. Бедненький. Отблагодарить его нужно. И почему я далеко от него стою?
Я подлетела к нему на всех парах, счастливая и взбудораженная. Внутри меня пылал огромный костер. Несколько секунд я окидывала парня взглядом с головы до ног. С чего начать? Штаны черные, сапоги высокие, рубашка тоже черная, а жилетка, с тросами под нею, словно броня.
Если я, как оромхии, полащусь к броне и запою песенку, она откроется?
— Ля-ля, ля-ля-ля… Ля-ба-ля-баля…
Вместе с песней на губах, я потерлась виском о грудь Тумана. Капюшон съехал, но я потерлась еще. Потому что броня наверняка вот-вот раскроется.
Туман напряженно вздохнул и что-то пробурчал. Плохо пою? Ой, тереться надо, наверное, всем телом! Решено — сделано.
Только я выгнулась, чтобы потереться грудью, Туман крепко обхватил меня за плечи, развернул и прижал спиной к себе. Чуть Тото в моих руках не придушил! Тросы оплетали нас, будто змеи. Я вздрогнула от щекотки, заворочалась… Но они стягивались плотнее, и скоро я дернуться не могла.
— Эй, эй! Освободите меня! Дышать мне нечем, слышите! Туман, эй! — вопила в пространство перед собой. Он находился за мной, а я не могла выкрутиться так, чтобы обернуться. — Пернатого задушите! Слышите, изверг вы этакий! Освобожусь и затру вас грудью до смерти!
Ко рту притиснулась грубая ладонь, но и секунды не прошло: Туман ее отдернул, точно у меня вместо губ торчал бочок кактуса.
Так вот, значит? Обижусь на него! Засранец, негодяй, злодей, душегуб, живодер… Паршивец!
Ночной бриз вскоре развеял облака тумана и ласково остужал щеки, горевшие от стыда — в мыслях прояснялось. Мало того, что петь я не умела, так еще и вела себя как… как… пьянчужка.
— Отпустите, пожалуйста. И простите за глупое поведение. Я уже… протрезвела, вроде.
Туман опять тяжко вздохнул и принялся поглаживать меня по макушке. Поглаживать — красиво сказано. Если быть точнее, он мягко хлопал меня по макушке и с нажимом проводил рукой по волосам. Меня каждый раз передергивало. Я ему домашний зверек, что ли?
— Не могли бы вы прекратить это делать? — выразительно и громко произнесла, запрокидывая голову. Раз для него русский язык — пустые звуки, то, может, резкий тон дойдет? Но Туман немного опустил руку и с нажимом погладил по плечу. Шипя сквозь зубы, я выгнулась, насколько позволял кокон из тросов. Парень погладил меня снова и снова. Каждый мой нерв вздрагивал всякий раз, когда мужская ладонь скользила сверху вниз по плечу, укрытому плащом.
Тото, будь ты неладен, вовремя уснул! Как мне объясниться с любителем поглаживаний?
К счастью, скоро оромхии поманили к себе, и Туман выпустил меня из тросов. А вместе с этим я стряхнула лишние эмоции. У Тумана обычные мужские руки, нечего от них вздрагивать. Неужели меня подкупало то, что они неумелые, будто он никогда не прикасался к девушке?
Вот еще... Нашла чем морочиться.
Едва мы прошли через дыру в защитном куполе, «помощницы» живо затянули ее, взмахивая руками, и унеслись легкой походкой к острым скалам. Туман повел меня вдоль кромки леса, подальше от оромхий.
Но метров через триста мы свернули к морю. Хорошо хоть мрачные скалы остались позади.
Туман неведомым образом зажег снятый с руки браслет и положил его в стеклянную колбу. Ее прикрепил к невысокой мачте без паруса. Старую лодку залил тусклый свет.
У кромки моря студеная влага пробирала до костей. Тото до сих пор беспробудно спал. А мне столько нужно сказать, спросить, выяснить, попросить!
Такую мелочь, как просьбу подать руку, не получалось объяснить. Я долго и выразительно смотрела в серые глаза, приподняв правый локоть. Подергала им.
— Помогите мне.
Но парень еще больше хмурился и кивал на лодку. Без толку. Я ступила в воду — туфли мгновенно промокли, и по лодыжкам вверх словно иней змеями взметнулся. Кошмар, как холодно! Я задрожала сильнее, чем прежде, и поспешила запрыгнуть в лодку. Только переступила бортик, она качнулась. Сердце подскочило в груди. Я взмахнула левой рукой, ловя равновесие, чтобы не опрокинуться. Трос шустро бросился ко мне и поддержал под руку.
Фух, стою. Не шатаюсь. И слишком крепко прижимаю спящего Тото правой рукой к груди. Чуть не упустила.
Тытхобэя Туман буквально выдрал из рук, когда забрался следом за мной в лодку.
— Вы что! Отдайте Тото! — Я протянула руки вперед… Но как отберу пернатого? Руки безвольно опустились.
Присев, Туман внимательно перебирал перья, будто что-то искал. Грубо, неосторожно лохматил птичку. Я с силой похлопала по его плечу, на что он смерил меня грозным взглядом.
Не зря он мучит Тото, верно? Но что там среди перьев прячется?
Я опустилась на деревянное сидение, ледяное, влажное, точно снежный трон, и обхватила себя руками, не переставая трястись. Отчего во Фрелорате жарко днем и нестерпимо холодно ночью? И не пустыня ведь. Песок здесь я увидела впервые на берегу.
Туман достал кинжал с зеленым эфесом, который часом ранее царапал мою шею. Я спохватилась, чтоб подняться. Крик застрял в горле. Парень что-то срезал на груди у Тото и выкинул несколько перьев за борт. После чего сунул тытхобэя мне в руки.
Они озябли, не слушались. Случайно прикоснувшись к моим пальцам, Туман ненадолго замер. Но потом накрыл мою руку своей, теплой и сухой. Ему не холодно в одной черной рубахе и жилетке? Греют тросы, обмотанные вокруг торса?
В любом случае спасибо за теплую ладонь. Я смотрела на нее, как на нечто удивительное. Тепло прогревало кожу, попадало в кровь, разносилось по телу — неспешно, мягко. Вместе с ним в меня проникала невидимая, но осязаемая волна легкого трепета.
Это не магия. Это очередные вспышки того, чего быть не должно. Но лишь поэтому отказываться от тепла — глупо. Я сидела неподвижно, изучала линии вен на тыльной стороне мужской ладони, пока руки не стало заволакивать пеленой.
Туман?! Я машинально задержала дыхание, отклоняясь и с немым вопросом заглядывая в холодные и мрачные, как ледяные воды, глаза. Зачем?!
