Вот тогда его точно примут обратно в стаю. Такой цены достаточно, чтобы простить восставшего против альфы волка.
Януш почувствовал, как в его исколотое тело воткнули еще одну иглу.
О, Великая Луна, да сколько можно его истязать! Во всем теле не осталось места, откуда бы не качали кровь.
Он медленно-медленно повернул голову и наткнулся взглядом на бледную, словно призрачную шею человека, который поправлял иглу и трубки.
«Во мне почти нет крови!» – хотелось заорать Янушу, но с пересохших губ не сорвалось ни звука, только слабый хрип, исторгнутый из осипшего горла.
Он даже пошевелиться не может, так где же взять силы, чтобы вырвать сердца, биение которых он слышал сквозь стены? Но ничего, он подождет… Он всегда умел ждать…
Глава 7. Вера. Подземные лаборатории
Вскоре мы добираемся до «Возрождения».Вежбицки сообщает, что нужно будет пройти по заброшенному левому крылу и спуститься на нижний подземный этаж. Быстро преодолеваем непрезентабельную галерею, которая вдруг оканчивается спуском вниз по винтовой лестнице, которая, в свою очередь, приводит нас в темный проход.
Чем дальше продвигаемся по мрачному каменному подземелью замка Ксёнж, тем более странно себя чувствую.
В последнее время всё меньше понимаю, что я тут забыла. Из меня вряд ли получилась бы актриса. Слишком долго приспосабливалась даже к новой одежде, а от меня хотят, чтобы я полностью приняла образ жизни богатой девушки на пороге смерти.
Одна бы я точно не справилась. Жутко здесь, под землей. Не верится, что надо спускаться еще ниже и что там находятся современные помещения. Разыгравшееся воображение подбрасывает нелепости, что приведут в сырую вонючую тюрьму, бросят на скомканный матрас, запрут и будут кормить тухлой едой.
Пребывание в старинном замке почему-то настраивает на такой лад. Меня всегда завораживали музеи и древние постройки, кладбища, склепы, церкви. У этих мест особая энергетика, с духом старины и потустороннего присутствия.
Настоящее слишком быстро становится прошлым, люди стареют, умирают, сменяются новыми людьми, и всё становится историей.
Я сейчас иду по тому же полу, по которому тайком пробирались безымянные знатные люди, шпионы, разбойники, а может, влюбленные устраивали здесь роковые встречи.
К счастью, рядом со мной Женя, старающийся проявлять чуткость. Он держит меня за руку, и его большая теплая ладонь вселяет уверенность. Никогда не осознавала, как мне нужен кто-то рядом, человек, с которым как за каменной стеной, с которым можно расслабиться и побыть хрупким нежным созданием.
Несмотря на иллюзорность ситуации, благодарю его искренней добродушной улыбкой, но Женя не отвечает. Он сдержан и сосредоточен, можно даже сказать, суров. И я понимаю почему.
Наступает самый ответственный момент, когда меня могут поместить в отдельную палату, а родственников оставить снаружи, и когда я буду единолично стоять на обороне своего тела, чтобы не дай бог не взяли никаких анализов.
А мне не хочется подвести свою команду и Беловых, поэтому мобилизую все свои силы и продумываю варианты выхода из щекотливой ситуации.
Длинный коридор оканчивается неожиданно современными дверями лифта, Вежбицки вызывает его, и мы погружаемся в большое пространство.
Не могу оценить, на сколько этажей мы опускаемся, но не бездонная же тут яма, в самом деле.
Судя по табло, мы оказываемся ниже на два этажа. Выйдя в прохладный светлый коридор, мы наконец попадаем в «Возрождение».
После полуразрушенного подземелья странно видеть современное медицинское учреждение, оснащенное по последнему слову техники.
– Добро пожаловать в святая святых, – сладкоречиво говорит Вежбицки, расплываясь в довольной улыбке. – Сейчас вас проводят в гостевые номера, – сообщает он Жене и Косте, – а вы, пани Злата, пойдемте за мной. Вы все скоро увидитесь.
Изображаем с Женей мужа и жену, которым не хочется разлучаться, и просим разрешить пойти вместе. Но профессор настаивает, чтобы не тратили время попусту. Мол, приехали – надо лечиться.
Вижу, как Костя порывается что-то сказать, Женя задумался, а я лихорадочно размышляю, стоит ли выказывать недоверие или лучше беспрекословно слушаться.
Моей природе ближе второе, поэтому соглашаюсь с Вежбицки. Думать некогда, прощаюсь с парнями и следую за уверенно идущим вперед профессором.
С интересом оглядываюсь по сторонам. Ничего подозрительного не нахожу. По бокам от коридора множество дверей из белого дерева, на табличках номера и названия по-польски, дублируются по-английски и оснащены значками, чтобы пациенты могли понять назначение помещения.
В середине коридора, как и в наших больницах, сестринский пост. В конце – комнаты для врачей. Здесь нет окон по понятным причинам, но много людей – пациентов и персонала – поэтому страх начинает меня покидать.
В больницах я чувствую себя как дома. Словно мне ничего не угрожает. Да и, честно сказать, любопытно сравнить подход к платежеспособным пациентам за рубежом с нашим, российским, зачастую наплевательским. Уж кому, как не мне, знать, как в России относятся к больным.
Вежбицки приводит меня в просторную и светлую палату, в которой есть все удобства, и здесь я, естественно, буду одна. Никаких соседей, полный комфорт.
По дороге он рассказывает мне о деталях госпитализации, но я слушаю вполуха, потому что информация ничем особенным не отличается от обычной – расположение в палате, осмотр, анализы, посещение родственников, время работы медсестер и так далее.
А еще Вежбицки много хвастается. Да какой у него уникальный центр, да какие передовые разработки, да какой доклад он готовит для мирового сообщества.
Тут я навостряю уши, надеясь услышать подробности о том, что же он представит миру. Как, например, объяснит, что требовали от родных пациентов после извлечения инсценировать их смерть? Собирается ли предъявить миру этих самых пациентов? Еще интересно, почему весь процесс лечения законспирирован.
Пока слушаю непрерывный монолог Вежбицки, машинально кивая, в палату входит медсестра, в руках у которой я с ужасом вижу лоток для сбора биоматериалов.
Мое разоблачение произойдет слишком быстро! Я не готова!
Я только вошла в доверие к Вежбицки, подобралась к нему так близко! Заметив ужас на моем лице, он хмуро смотрит на медсестру, что-то ей бросает по-польски, и она ретируется.
– Прошу прощения. Вы с дороги, измучены, а мы сразу за анализы. Такие порядки.
– А это обязательно вот так сразу, в первые сутки? Я бы хотела осмотреться, подумать о госпитализации, – умоляюще говорю я, но потом, опомнившись, надеваю маску богатой пациентки: – Я еще не решила, буду ли у вас лечиться. Хочу подробнее узнать о препарате, а лучше увидеть других пациентов с моей болезнью, близких к выздоровлению.
Услышанное профессору очевидно не понравилось. Не знаю, чего он ждал, но явно не того, что захочу гулять по больнице.
Но, как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает. В данном случае капризная пациентка хочет удостовериться, что ее здесь вылечат.
– Как скажете, пани Злата. Покажу всё, что нужно. Только переоденьтесь, у нас тут стерильность. Могу и лабораторию показать. Желаете?
– Если можно, – выдавливаю я. Не знаю, чего хотела бы Злата и понравилась бы ей такая перспектива, но попасть в лабораторию для меня не будет лишним. Вдруг что-то разузнаю.
– Конечно можно. Вот, – показывает он мне дверь, – там найдете пижаму и тапочки. Буду ждать вас снаружи.
Торопливо переодеваюсь в мягкую шелковую пижаму кремового цвета, надеваю тапочки, позволяю себе задержаться у зеркала, чтобы поправить прическу и макияж – уверена, что Злата Измайлова выглядела бы на все сто даже на прозекторском столе.
– Почти все палаты сейчас заняты, – горделиво рассказывает Вежбицки, когда начинаем неспешный променад. – Больные на разных стадиях заболеваний. Из поступивших сегодня только вы. Общение между пациентами мы не запрещаем, но мест для встреч не предусмотрено. Пациенты у нас из разных стран, поэтому знакомства завязываются редко. Но особого запрета на контакты у нас нет. Если хотите, знакомьтесь, проводите досуг вместе. Это что касается других пациентов…
