Выругавшись любимым выражением Франца, за которое Ханна надрала бы ей уши, она бросилась под кровать.
— Эта девчонка просто отвратительна, — вымученно произнесла тетушка Маргарет.
— Ты уверена, что справишься? — Энни слышала, как Леонард принялся мерить шагами комнату.
— Отдам ее в пансион или монастырь, да и дело с концом. Старуха настаивала на опеке, а как именно я должна позаботиться о ее внучке она не уточняла, — хохотнула Маргарет.
— Она настолько ненавидела Шарля?
— Не то слово. Она считала его виновным в смерти Эмилии.
— А если Шарль откажется отдать тебе дочь, то все денежки старушки Генриетты перейдут девчонке сразу после замужества?
— Именно. Слишком жирный кусок, не находишь? Эта деревенщина не сможет ими с умом распорядиться. Деньги работают только в правильных руках.
Энни услышала, как кто-то из них плюхнулся на кровать. Затем к нему присоединился второй. Послышалась какая-то возня. Тетушка Маргарет задышала часто и прерывисто, будто ей не хватает воздуха.
Энни тоже его не хватало, потому что она зажала рот и нос, боясь чихнуть. Грета, оказывается, плохо справлялась со своими обязанностями, не утруждая себя мытьем полов под кроватями. Здесь был толстый слой пыли и паутины, напоминающий ковер.
— А что если что-то пойдет не так? — в голосе Леонарда появились странные мурлыкающие нотки.
— Завещание у меня… Ах, м-м-м… Заедем к стряпчему, покажем согласие от Шарля… Ах, не кусайся, негодник! Девчонку по пути завезем в монастырь. Там ее наставят на путь истинный.
— Будет невестой Христовой. Не такая уж плохая участь.
Возню прервал настойчивый стук. Буркнув проклятье, Маргарет поднялась с кровати и, спешно приведя себя в порядок, открыла дверь.
— Эниана пропала! — говорила Ханна. Судя по дрожащему голосу, она была не шутку встревожена. — В комнате ее нет. Окно растворено. Вы не видали ее?
— Нет, — не менее взволнованно ответила Маргарет. — Мы поможем ее искать.
— Грачик в конюшне. Но Шарль боится, что она может уйти пешком в лес.
— Какой ужас! Надо скорее найти девочку!
Она вышла за дверь. За ней с неудовольствием, ощущавшемся в каждом шаге, последовал Леонард.
Немного подождав, Энни выползла из-под кровати, отряхнулась от пыли и паутины и наконец позволила себе чихнуть, предусмотрительно, зажав рот рукой.
Нужно было, не теряя времени, найти эту бумагу. Но куда тетушка Маргарет могла ее положить? Энни осмотрелась. В углу стоял дорожный сундук. Энни потянула за его ручку. Заперто. Чем бы его открыть? Энни бросилась к туалетному столику и перетрусила содержимое всех шкатулок и коробочек. Обнаруженные пилочку для ногтей, ножницы, заколку и кисточки Энни сгребла в подол передника и побежала к сундуку. Энни терпеливо пробовала предмет за предметом. Первыми были отложены ножницы, они оказались слишком большими для замка. Потом к ним присоединилась пилочка, увы, слишком маленькая. Усердно орудуя ею в замке, Энни погнула ее кончик. Кисточки и вовсе были бесполезны. Последним предметом, на который Энни возлагала надежды была прекрасная заколка, длинная и острая как спица, увенчанная изящным цветком с лепестками из темно-синих камушков.
Энни вставила острие в скважину, провернула заколку вокруг своей оси и услышала еле различимый щелчок. Тогда Энни взмолилась:
— Господи, тетушка Маргарет хочет, чтобы я стала твоей невестой. Но зачем тебе такая невеста. Я глупая и характер у меня как у ослицы. Так говорит Ханна. А Ханна, сам знаешь, ерунды не скажет. Ты точно заслуживаешь лучшего. Тебе будет очень обидно иметь такую невесту. Я неряха, и манеры у меня очень-очень дурные, и играть могу я только на дудочке. И еще я иногда вру. А если бы я умела врать хорошо, то врала бы часто. Подумай, пожалуйста, нужно ли тебе такое наказание.
Энни провернула заколку еще раз. Вновь раздался щелчок, теперь погромче. Крышка сундука откинулась.
Вновь раздался щелчок, теперь погромче. Крышка сундука откинулась, явив ворох одежды в траурных тонах. Энни перебирала нижние юбки и платья, сюртуки и сорочки, но ничего похожего на завещание не находила. Единственное, что она нашла путного — бархатный мешочек, набитый монетами.
Энни уже успела отчаяться, но не могла позволить себе сдаться. Она снова перещупала одежду, теперь уже тщательнее, и вдруг, ей попался небольшой твердый предмет. Путаясь в складках ткани, она извлекла из сундука черный тубус. Дрожащими пальцами она раскрыла его и вытащила плотно скрученный свиток из пергамента. Энни прочла название документа — завещание, как и называла его тетушка Маргарет.
Подписан документ был витиеватой подписью герцогини Генриетты Сент-Виларской. Под этим царственным росчеркомзначились более скромные подписи пяти свидетелей и духовного отца. Энни понятия не имела, как зовут ее бабушку. Более того, она не знала, что у нее есть бабушка. Отец никогда о ней ничего не рассказывал. Но в разговоре четы де Дамери звучало имя «Генриетта». Значит, это именно то, что нужно Энни.
Энни быстро засунула завещание за корсаж платья, справедливо рассудив, что оказавшись по соседству с куском гусиного пирога в кармане передника, завещание измажется жиром.
В тубус Энни запихнула свою свирельку, предварительно протерев ее от жира о подол платья. По крайней мере, так он не будет пустым, и тетушка не догадается, что завещания там уже нет, если, конечно, не надумает его открыть.
Далее тубус отправился в сундук, предварительно старательно замотанный в нижнюю юбку. Энни как могла расправила вещи в надежде, что тетушка сама не помнила, как и что у нее лежало. Затем захлопнула крышку сундука. Хитрый механизм замка сработал, и сундук снова оказался заперт, как ни в чем не бывало.
К досаде, Энни заметила на замочной скважине царапины. Она точно не могла сказать, были ли они результатом взлома или существовали до того, как над замком потрудилась Энни.
А вот заколка была основательно погнута. Такое не заметить просто невозможно. Выровнять спицу никак не получалось, становилось только хуже. Потому Энни засунула ее в карман, а остальные орудия взлома разложила по шкатулкам на туалетном столике.
Покончив с заметанием следов, Энни приоткрыла дверь и осторожно выглянула. В коридоре было пусто и тихо — видно, все бросились на ее поиски. Энни с сожалением посмотрела в сторону выбитой двери, которая теперь сиротливо опиралась на стену, и, не теряя ни минуты, поскакала на кухню. Там она выбросила заколку в ведро для отходов и прикрыла листьями капусты. Избавившись от улики, Энни вернулась в спальню, уселась на кровать и принялась за пирог. За этим занятием и застала ее Катарина.
— Дядюшка, дядюшка, — закричала она. — Энни здесь, она дома! Не нужно никуда идти! — и добавила, уже тихо, обращаясь к Энни: — Тебе не стыдно? Мы прочесывали окрестности, с ног сбились, а ты…
— А я ем! — перебила ее Энни, дожевав последний кусок и облизав пальцы.
— Где ты была все это время?
— Здесь и была.
— Неправда! Когда выломали дверь, комната оказалась пустой! Тебя здесь не было.
— Может, вы просто плохо искали?
Вскоре в комнату влетел сам граф Шарль. Багровые щеки и нахмуренные кустистые брови не сулили ничего хорошего.
— Это уже переходит все границы. Маргарет права. Я не справляюсь с твоим воспитанием. Лучше будет, если о тебе станет заботиться женщина.
— Обо мне заботится Ханна.
— Она кухарка и вырастит из тебя кухарку.
— Отец, тетушку волнует только наследство. Получив его, она избавится от меня.
— Не неси вздор! Да, Маргарет сказала мне сама, что бабушка Генриетта оставила ей некую сумму на твое содержание. Ты даже представить не можешь, сколько стоят эти платья, чулки, ленты, кружева! Кроме того, она наймет тебе хороших учителей. А это баснословные деньги!
— Вот она и сдаст меня в монастырь, а деньги заберет себе!
От негодования у графа Шарля на висках набухли и запульсировали жилки. Но он сдержался, только покачал головой и вышел, бросив напоследок:
