— Ты меня сегодня же приколоть к столу решил? – Хмыкнула я со смешком, но он продолжал буравить меня взглядом сапфировых глаз:
— Я серьёзно, Руса.
Я вздохнула, прежде чем ответить:
— Максимум десять лет. Если никакая цапля не найдётся.
— А тебе…? – Махнул Царевич рукою.
— Не красиво у девушек про возраст спрашивать! – Пригрозила я пальцем, снова и снова любуясь перед зеркалом обновкой своей, ведь ни разу в жизни ничего милее не видела. Это же надо придумать!
— То есть около двух? – Поднял Иван бровь, оперившись мощною рукою на кровать.
— Около пяти. – Пожала плечами я, кружась у зеркала да довольно приквакивая: — А что? Я моложе выгляжу?
— Жаль. – Совсем иным тоном протянул Ванечка, тише добавив: — Я думал много меньше тебе.
— Чего приуныл? – Рассмеялась я тем временем беззаботно, глянув на него: — Неужто скучать будешь?
— Буду. Очень буду. – Серьёзно молвил он, отчего мне не по себе сделалось и я отвернулась, но он и дальше продолжил говорить: — Батя прав. Есть в тебе что-то. Огонёк какой.
— А ты всегда только на батино мнение полагаешься? – Уточнила я со смешком, на что он только головою вихрявою покачал:
— Чаще чем следует, но ты… Ты иное. – Вздохнул красавиц мой серьёзно, вперив в меня свой прекрасный взор: — Он озвучил просто то, что на языке было, да сказать казалось странным.
Я посмеялась, прежде чем выдохнуть:
— Все мы по-своему странные. Ежели всю жизнь других слушать, то и жизнь не твоя будет.
— Сильно. – Кивнул он мне, на что я продолжила мудрость свою говорить:
— Ты какой-то неправильный, Царевич. – И тише пробормотала, снова как воришка бросив на него взгляд: — Сама тебе жену подберу, кабы не обижала тебя. А то жалко коли она обижать станет…
— Правда? – Он хитро улыбнулся мне, не отрывая взгляда сапфирового от меня: — Думаешь, меня так просто обидеть, Царевна моя?
— Правда. Найдёшь ещё змею какую. Сердце моё, за тебя кровью обливаться будет. – Покачала я головою, с видом очень печальным, тут же для справки добавив, дабы себя не выдать: — В лягушечьем раю!
Смотреть на негодника этого отчего-то не выходило. До того родным он каким-то сделался за день этот, что от одной мысли о расставании нашем плохо мне делалось. Я так и застыла с кокошником этим у зеркала, не понимая себя, как Ванечка видимо добить меня собрался, серьёзно так молвив:
— Не нужен мне кроме тебя никто, даже если ты лягушка. Уж больно моя ты…
От таких заявлений лапки мои даже покраснели, а как иначе ведь, но я тем не менее выдала недовольно:
— Не говори ерунды, Иван!
А этот неправильный Царевич только губы поджал:
— О как! И где я провинился, краса моя ненаглядная, коли Иваном сделался? А где же твоё «Ванечка»?
— Это не смешно. Ты и сам понимаешь, что наша пара невозможна! – Пробормотала я удручённо, как сердце моё остановилось, стоило негоднику этому тихо прошептать:
— Почему это? Для любви разве преграды важны? – Не растаять от такого заявления было невозможно, благо меня в те секунды спас громкий звук, что разнёсся по всей хате вместе с протяжным воем:
— Ваня, открывай! – Заголосил кто-то мне невидимый по ту сторону двери, отчего Ванечкино лицо вмиг хмурым сделалось, и он тяжело вздохнул, прикрикнув:
— Чего приперлись? – Кто-то громко так и протяжно заржал, прежде чем ответить:
— Так, познакомиться хотим… С невестою твоей!
Ваня от этого скривился, сжав кулаки, что мне даже не по себе сделалось – таким грозным он стал:
— Пошли отсюда оба! – И глянув на меня извиняющийся, добавил: — На свадьбе познакомитесь!
— Кто это? – Спросила я, не удержавшись, на что он тяжело вздохнул, собираясь ответить, да только не дали, снова в дверь заколотив:
— Вань, ну пусти! Мы ржать не будем!
И другой голос как под копирку Ванечкин добавил:
— Обещаем! Мы же это… только познакомиться.
— Мы чужих невест не обижаем!
Ваня скривился, прокричав:
— Только попробуйте! – И пошёл открыл дверь, тише добавив: — А то обоим колокольчики оторву!
— Ой-ой, какие мы грозные! – Рассмеялся парень, вваливаясь в хату, отчего мы в мгновение ока друг на друга уставились:
— Ого, как вы похожи! – Не удержалась я от комментария, как на порог ещё один ступил. – Вот уж точно трое из ларца…
— Одинаково лица! – Закончили две ходячие копии моего Ванечки. Все в них одинаково было, вот только глаза моего Царевича отчего-то весьма недовольно горели, да и рубашка на нем по иному смотрелась. Сразу мне это в глаза бросалось, хоть внешне их друг от друга не отличишь.
Копии… Одно лицо, правда. Даже рубахи одинаковые! Парни тем временем переглянулись с наименьшим интересом меня разглядывая, как один из них, на чьих плечах уж больно аккуратно рубаха сидела да волосы через чур прямыми были шаг ко мне сделал, присев:
— Привет! – Протянул он, глядя на меня восхищённо, что мне не по себе сделалось от того, и я на Ванечку невольно взгляд бросила, пока тот застыл скалою рядом: — Меня Вася зовут, я самый старший.
— Я Руса! – Кивнула я настороженно, на что он усмехнулся головою кивнув, как тут средний братец подлетел.
— А я Сёма! – Пробасил он, улыбнувшись весело, подлетев к нам близко совсем и брата старшего за плечи обняв, отчего россыпь веснушек на красивом лице видны стали. — А мы тут…
— На меня глазеть пришли? – Закончила я за него, отчего-то чувствуя облегчение. Вася пугал меня немного, тогда как Сёма был таким явным балагуром да располагал к себе так умело, что невольно даже я расслабляться начала.
— А ты реально прикольная! – Восхищённо вторил мне Сёма, очевидно успев мною тоже очароваться, но тут позади него кто-то больно недовольно пробасил:
— Нагляделись, познакомились? – Царевич мой поднял братцев поразительно легко за плечи, поддев снизу руками сразу двоих, и к двери потащил, что я аж рот открыла от шока: — Проваливайте. – Помахал он ещё в довесок руками, поставив их у самого выхода, на что Вася с Сёмой рассмеялись, за животы накаченные свои схватившись:
— Ревнуешь, братец? – Спросил средний, ещё и мне с порога подмигнув, отчего Ванечка мой аж кулаки нервно сжал, отпихнув пинком братца своего, заявив:
— Ага, страстно. Идите своих лягушек искать! – Это уже было сказано на пороге, отчего Сёма заржал:
— А если мне твоя по душе?
— Пошли отсюда. Эту я застолбил! – Захлопнул Царевич мой дверь пред самыми их носами, на что я недовольно зыркнула на него:
— Это невежливо, Ваня! – На что этот диктатор хренов зыркнул на меня сапфирами своими:
— Нечего на других мужиков слюни распускать! – Тише пробурчав: — Ещё и при мне!
И только вымолвил как с другой стороны двери снова ржач дикий разнёсся. Братцы моего наречённого подслушивать изволили, отчего голос Семёна по округе разнёсся:
— Не знал, Иван, что ты у нас ревнивый такой!
— Да, ты, братец, немного перегибаешь! – Вторил ему смешок Васи, как слово снова средний взял:
— Слушай, я вот все от мысли избавиться от одной не могу, а как… А после свадьбы… — Тишина в паузе этой была столь неловкой, что будь я девушкою, уже бы красными пятнами покрылась. Да что там… Даже Ванечка мой, что всегда не прошибаемый был, и то изволил заалеть, тут же усмехнувшись и голову к потолку подняв, очевидно интересуясь, за что ему все это, пока Семён все не унимался: — Ну… Нет, я ведь знаю физиологию нашу и хочу сказать, что уж больно она у тебя…
— Сёма? – Оборвал его речи Царевич, неожиданно мягким голосом, отчего даже по ту сторону молчанье воцарилось.
— Да?
— Будь добр, свали в туман со своей физиологией!
— Так она у нас общая, так сказать! Мы же ещё в детстве все померили! – Я закрыла лапой лицо, ведь это уже было слишком для моей тонкой душевной организации, пока по другую сторону снова дикий ржач по округе прокатился волною:
— Братец, ты только скажи… Мы же это…помочь можем!
