которой торчал недоеденный пирожок. Так конь получил свое имя, а я порадовалась, что не придется брести по тракту пешком.
Уже забрасывая землей следы нехитрого ночлега, я заметила пучок лечебных трав, перевязанный зеленой ниткой осоки. Настой из этих листочков затянул бы рану Пирожка в несколько раз быстрее, но добыть их посреди осени было невозможно. Я резко вскинула голову, оглядываясь по сторонам. Лес молчал, все такой же угрюмый и мокрый, пахнущий сырой корой и палой листвой. Я протянула руку к подарку, поколебалась, но все же взяла травы. Когда я подняла пучок с земли, мне показалось, что под ним было что-то, похожее на туман. Впрочем, странная дымка быстро развеялась, и я решила, что мне почудилось. Кем бы ни был таинственный даритель, добить скакуна он мог, пока я спала - это было бы быстрее и дешевле, чем делиться дорогим лекарством. Поэтому чего зря добру пропадать? Все в дело пойдет.
* * *
Пирожок вытянул морду, принюхиваясь, и затрусил шустрее. Вскоре и я почувствовала запах свежей выпечки. Живот свело болезненной судорогой от голода. Деньги закончились несколько дней назад, и все, что у меня оставалось – инструменты, подаренные Игнотием, моя сумка, конь и пучок лесных трав. Я поморщилась при мысли, что если мне не позволят осесть в этой деревне или хотя бы подзаработать монет, то придется продать скакуна. Вот только я успела привыкнуть к Пирожку.
Частокол вырос перед нами внезапно, будто мы и не неслись к нему во весь опор сквозь хляби небесные и земные. Я натянула поводья, и Пирожок послушно замер. Я с трудом сползла с мокрого конского бока и тут же утонула чуть не до самого края сапог в холодной луже. Тихо выругавшись, плотнее запахнула плащ и побрела к забору. В душе (или, скорее, в пустом животе), теплилась надежда, что раз есть тын с воротами, должен быть и сторож, который может их открыть.
Я сжала онемевшие от холода пальцы в кулак и со всей дури заколотила в очищенные от коры бревна. На удивление быстро среди них открылось маленькое оконце, в котором возник внимательный прищуренный глаз. Глаз оценивающе осмотрел меня целиком, с извазюканных сапог до прилипшего к голове капюшона, поморгал на хмурого Пирожка, а потом сменился нижней частью лица, украшенной густой темной бородой:
- Чего тебе, ведьма?
Я сунула ладони в подмышки и отозвалась в ответ:
- А вам чего, старче?
- Я тебе не старче! - возмутился сторож. Я пожала плечами и вздрогнула от первой просочившейся за шиворот струйки.
- Так и я не ведьма.
- А чего на дороге делаешь в такую бесовскую погоду? Всем известно, что в распутицу дома сидеть надыть, а на улице только навьи и шастают!
- Так нет у меня дома-то, - развела я руками и тут же вернула их обратно - хоть немного отогреть. – Вот, хотела купить еды и погреться. Как только дождь стихнет, поеду дальше.
- Ишь, какая хитренькая! Я тебе открою, а ты мне и горло перегрызешь!
- Так позовите кого-нибудь с серебром, огнем и вилами. Ах да, чеснок не забудьте.
Сторож задумался:
- Чеснок-то зачем?
- В суп покрошу, - пояснила я и шмыгнула носом. Борода в окошке снова сменилась глазом, затем другим, потом все части лица исчезли в дождевой серости, и из-за тына послышались спорящие голоса. Но все перекрыл зычный бас и звук пары затрещин, после чего ворота отворились ровно настолько, чтобы мы с конем протиснулись внутрь.
Первое, что я увидела, смахнув с глаз очередную порцию дождевой воды, оказались наставленные на меня вилы. Держал их обладатель морщинистого лица - хорошо держал, уверенно, выпятив бороду и сжав губы. Бок о бок с ним высился настоящий человек-гора. Наверно, он выглядел жутко, но я слишком устала и замерзла, чтобы пугаться косой сажени плеч и лица в ожогах. Ну, или просто все кузнецы чем-то сходны между собой.
Третьим, немного наособицу, стоял мужик средних лет, крепостью тела похожий на гриб-боровик. Он широко расставил ноги, прочно уперев их в землю. Руки уткнул в бока. Меня рассматривал прямо, плотно сжав губы. Чутье подсказало: сам голова пожаловал к воротам. Я удивилась - не ожидала, что облеченный властью вылезет в такую непогоду из-под защиты теплых стен, но вот же - стоит. Я поклонилась в пространство между ним и кузнецом и откинула капюшон. Мужичок с вилами сплюнул и угрожающе шагнул ко мне.
- Истинно ведьма! Вот чуяло мое сердце, не надо ее пускать, а вы…
- Помолчи, Брегота, - буркнул кузнец. Названный Бреготой ворчать не перестал, но все возмущения дальше звучали едва различимо, теряясь в густой бороде. Кузнец кивнул на мою косу и прогудел:
- На ведьму ты, девка, не похожа. Но с такими волосами на тракте вряд ли спокойно. Не боишься?
Я пожала плечами. Волосы как волосы, ну и что, что седые? По первости все орут: «Ведьма!», уже привыкла. Да и не объяснять же каждому встречному, что краска мой бело-серебристый цвет не берет. Из-за волос меня пытались убить только в паре деревень. Куда чаще опасность исходила от сластолюбцев, решивших, что молодуха охотно ляжет под любого, кто пообещает ее кормить и одевать. Почему-то слово «нет» знакомо очень малому количеству мужчин.
- Я могу за себя постоять.
- А в наше Приречье зачем пожаловала? – промолвил голова.
- Я уже сказала вашему доблестному стражу. Хочу согреться и поесть. После этого готова предложить свои услуги травницы. Ну а коли работы нет - тогда буду благодарна, если скажете, кому я могу продать коня, - уже договаривая, я вдруг осознала, что он сказал. Приречье! Это же та самая деревня, про которую говорил Игнотий!
Пирожок возмущенно всхрапнул и боднул меня в спину, намекая, что он продаваться совершенно не согласен. Я украдкой вздохнула, едва сдержавшись, чтобы вздох не перешел в зевок. Коня жалко до слез. Но себя мне было жаль еще сильнее. Потому что добрая животина хозяина найдет без труда, а вот я никому не нужна, и иначе не будет. Потому мне придется выживать любой ценой – даже ценой расставания с другом.
- В наших краях распутица длится не один день, — голова и кузнец с сомнением переглянулись.
- Если вы переживаете, что я у вас задержусь...
- Батюшка! — отчаянный женский крик перебил меня. По лужам, подобрав юбки, бежала женщина, и судя по тому, как чуть скосил глаза голова, звала она именно его. Добежала — простоволосая, запыхавшаяся — и вцепилась в рукав, продолжая
