явно надо, — ответил брат. — Надо. Раз прогулки под снегом голове не помогли, то может девки помогут? Милые твои, славные…
— Элгор, — рыкнул Роар, почти срываясь.
— Хватит, — но бронару на злость брата было всё равно. — Придумал что-то себе, серьёзно? Пошли, давай, раз помогать мне хотел. Мне все записи кладовые надо сверить и помочь Мите. Записи мне, а мамушка твоя тебе. А потом в харн тебя отведу, а то ты может забыл, где можно голову опустошить, чтобы не лезли мысли всякие странные, а то прям за́говор мы против тебя организовали, гляди-ка.
И Элгор пренебрежительно фыркнул, отправившись в кухню.
Роар знал, что брат недоговаривает, уводит его от чего-то, он знал, что если нажать, то можно узнать правду, но по нижнему коридору разнеслись голоса серых и митар предпочёл не встречаться с ними, чтобы не столкнуться с Миленой, потому что видеть её было невыносимо тяжело.
Может и вправду сходить в харн? Только слабо верилось, что после получится перестать себя изводить.
Когда Элгор и Роар вышли, Тёрк кивнул стражнику у комнаты портала и, закрыв дверь, остался с фераном наедине.
— Что думаешь? — стараясь говорить, как можно тише, спросил старший брат.
Рэтар сцепил пальцы за шеей, нахмурился — что он вообще мог думать?
Это рвало на части. Эти подъёмы вверх, а потом резко вниз. И если раньше он ощущал что-то подобное, но проходило оно плавно, то теперь это было чем-то вообще невыносимым.
Раньше всё было либо спокойно, либо плохо, а теперь появилось ещё и хорошо. За один день он испытывал такое количество самых разнообразных чувств, что держать себя в пределах разумного получалось всё труднее, точнее он откровенно для себя понимал, что держался из последних сил.
Сначала думал, что это всё-таки вина того, что именно сейчас в его жизни появилось вот это изматывающее чувство привязанности к кому-то, и он даже в какой-то момент сказал себе, что всё так не вовремя. Не вовремя он сорвался, не вовремя он отпустил себя, не вовремя… но, если бы тогда Хэла вышла в дверь… да и не вышла бы — он уже тогда был на пределе, превозмогал.
Мотаясь по крепостям на границе он никак не мог понять, что не так. Зачем вообще всё это, что происходит, что задумал великий эла?
Вопросы изводили его. И тревога не отпускала. Вот та, которая рвала на части, когда он уезжал из Трита, когда оставил всё на Роара, когда сбежал от Хэлы… и они чуть не погибли.
Внутри было какое-то невообразимо пугающее чувство убеждённости, что всё не просто так. Рэтар не верил в совпадения, не верил в то, что “как-то вот так получилось”. Нет. Он слишком хорошо знает, что к чему в играх за спинами сильных, и он учился понимать интриги у лучшего в этом деле — у своего отца.
И сейчас он видел, что всё происходящее не простое нагромождение событий. Это чья-та игра. Против него, против ферната.
Мысли об этом были бурным потоком горной реки, лавиной, сходящей с гор, топили его с головой.
И тогда, когда держал в руках почти мёртвую чёрную ведьму, прорвало. Вытянутая из него жизненная сила, всплеск яростного торжества, когда увидел её живой, увидел вновь эти глаза…
Когда внутри всё с силой рвануло, потому что “ты не можешь не получить её себе сейчас” — она бы не вышла в дверь.
Рэтар не сдержал бы себя. Кончилось бы плохо, плохо… наверное Хэла не допустила бы того, что он взял её силой, он так хотел в это верить, а с другой стороны — позволил бы ей убить себя? А что с ней сделали бы после этого?
От мысли об этом скручивало так, что дышать становилось невыносимо. Или если бы она позволила ему себя убить?
И всё это сводило с ума, тащило на дно, но потом Рэтар просто видел Хэлу и отпускало.
Нет, привязанность, тяга к ней, её существование, и то, что она сейчас вот тут, рядом, совсем рядом и он наконец может позволить себе дотронуться до неё, чувствовать её, не были проблемой. А вот страх это потерять, потому что что-то происходит, вот это было.
И сегодня с утра, когда ведьма вывернулась из его рук и убежала оставив одного, вместо обнимающих тёплых рук, его обнял страх.
Хэла ушла, а Мирган принёс кисет Шеры и с ним вернулось и беспокойство. Выйдя, брат схватился с Тёрком и это показалось странным, потому что они были друг за друга горой. А потом Элгор буркнул в разговоре с ним и Роаром, что Мирган жёстко прижал его на утренней тренировке. Они конечно посмеялись, но вот этот всплеск…
А дальше Роар, услышав песню Хэлы, вышел не сказав ни слова. И состояние митара тоже тревожило Рэтара. Феран был уверен, что после произошедшего с Язой, у тана уже не будет ничего подобного и вот опять…
— Хэла, я очень тебя прошу, перестань изводить моего митара, он мне здравомыслящим нужен, а ты ему душу рвёшь? — сказал Рэтар ведьме, когда она пришла обедать вместе с ним.
— Я? — приподняла она бровь и склонила голову.
— Ты, — понадобилось некоторое время, чтобы унять себя, потому что не мог спокойно реагировать на этот её жест, никогда не мог, а теперь и подавно не хотел. — Ты с утра пела песню, когда с серыми на реку ходила.
— Я много песен сегодня пела, — улыбнулась она.
— Несносная ты, Хэла, — феран повёл головой. — Я говорю про ту, от которой у Роара выдержка сдала.
— А он слышал? — якобы удивилась ведьма.
— А ты не знала? — парировал Рэтар.
— Нет, — теперь в ход пошло плечо. — Я и не думала, что у тебя в кабинете такая слышимость поразительная.
— Поразительная, — ухмыльнулся он. — И это я тебе сейчас припомню, как ты после прогулки с харагами чему-то очень с Тёрком бурно радовалась.
— Я тебе говорила, что ревность — это очень плохо! — и сколько в ней было этого притягивающего к неё озорства.
— Я держу себя в руках, — указал он на неё пальцем, — и только поэтому всего лишь прошу пощадить Роара.
— Я подумаю, — кивнула она и уставилась на стол. — Как-то от меня ускользнуло, что ты тааак ешь…
— Ты же знаешь, — вздохнул и тоже скорбно посмотрел на стол, — что я спускаюсь вниз и ем, как все, но сегодня Мита решила, что раз я ем здесь, то нужно меня до смерти закормить.
Хэла хмыкнула и
