— Магия крови позволит погрузить ее в кому. Это сущий ад, но другого выхода нет. У нее видение, она раскроет тайну Виолетты. Мы не можем этого допустить! У нас нет выбора!
В голове я кричала, вопила, разрывалась от ужаса. Из моего рта посыпались секреты. Я больше не контролировала свое тело, но сейчас меня заставят замолчать. Я не имела ни малейшего представления, проснусь ли снова.
Я почувствовала, как на мою руку упала капля крови, клинок разрезал кожу на запястье. Раздались непонятные слова, и я сорвалась с обрыва и полетела в ад.
***
Лист оказался небольшим, размером с открытку. Бумага была толстая, тяжелая, дорогая, но обычная — не станут же они оставлять визитную карточку.
— Писать должен ты. Мой почерк они могут узнать. Я посылал цветы на похороны и прочие знаменательные события.
Он взял перьевую ручку и подул на нее. В Исландии было холодно, и даже несмотря на ревущий в камине огонь в центре комнаты, чернила загустевали.
— Пиши, пиши… «Майкл Ли заключил сделку с истребителями, заказав им жизнь Кармен. Его дочь знает об этом. Пьер может подтвердить». Пусть будет коротко и по делу. Терпение не входит в список достоинств нашего клыкастого друга.
Он нацарапал продиктованный текст.
— А вы уверены, что эта Ли — вторая Героиня? Если вампиры убьют ее, может разразиться международный скандал. А еще мы можем потерять союзников среди истребителей и бродяг. Ведь они-то пытаются вернуть ее отцу целой и невредимой.
Он наблюдал за учителем, который, стоя к нему спиной, смотрел в окно, и в тишине комнаты, казалось, различал звук поворачивавшихся в этой невероятной голове колесиков. Он был настоящим гением, в этом не могло быть сомнений.
— Как всегда, Натаниель, твоя прозорливость не перестает впечатлять. — Сарказм капал с его языка, как вода с сосулек, что висели за окном. — Это всего лишь сопутствующие потери. Союз был заключен до того, как у меня начались видения о том, что Ли станет второй Героиней. Но это неважно. Ведь именно благодаря им мы получили сведения о том, что ее отец причастен к смерти Кармен. В любом случае, если она умрет, будучи человеком, разразится война. Если мы остановим Пророчество о Героинях, будет война! Чертовски удобно!
Он взял записку и понес ее к окну, плотно сжимая в руке. Он не протянул ее учителю.
— Вы полностью в этом уверены?
Мужчина запрокинул голову и рассмеялся — этот звук часто наполнял обеденный зал и частные вечеринки, которые устраивал его учитель. Он заразительно смеялся, отпускал шутки и устраивал розыгрыши, вокруг него всегда была приятная компания, особенно женская. Молодому человеку сложно было не восторгаться им.
— Я — кри-дом, потомок Контанала. Я величайший провидец из ныне живущих, в моих видениях не бывает ошибок. Даже у герцогини английской бывают видения о Виолетте Ли. И потом, — он вырвал листок из руки молодого человека, — я хочу, чтобы эта маленькая героиня-некромант умерла прежде, чем узнает о своем могуществе.
Он взмахнул рукой, и клочок бумаги исчез, чтобы стать смертным приговором Виолетты Ли. Свободной рукой кри-дом взял стакан бренди, которое налил ему Нейтан, — прислуги в Контанасдоттир не было.
— Счастливого бала в честь празднования Бесконечности!
Три дня и три ночи мы молча сидели у кровати герцогини. Возле нее всегда были двое — постоянно касались ее кожи, постоянно подпитывали ее магией, как через капельницу. Она ни разу не шевельнулась, лежала без движения на трех мягких перьевых подушках, одетая в кремовую ночную рубашку, зашитую до самой шеи, с рассыпавшимися волосами. Она была похожа на ангела. Мертвого ангела.
Но сердцебиение ее было сильным и стабильным. Оно лишь иногда ускорялось, и дядя предполагал, что в эти моменты у нее случались видения. Иногда она начинала потеть. Вечером первого дня служанка обтерла ее мокрой губкой, а Лизбет и тетя тем временем продолжали питать ее магией. Только тогда я впервые неохотно покинул свое импровизированное ложе из сложенных на полу подушек и стеганого одеяла. Я боялся отойти, опасаясь, что вдруг эти минуты окажутся для нее последними или она проснется, а меня не будет рядом.
В один из вечеров пришел Иглен. Было уже поздно, но мы все, даже большинство слуг, собрались в спальне Отэмн, словно траурная процессия, замершая, чтобы посмотреть на тело. Только Эдмунд, наверное, знал ее так же давно, как этот престарелый вампир. Когда Иглен вошел в слабо освещенную комнату, его потрескавшиеся губы округлились и он едва слышно произнес:
— О-о… — и таким преисполненным любви движением погладил ее по лбу, каким мог бы сделать это суррогатный дедушка, коим он для нее, видимо, и был.
Эта сцена лучше всего описывала и мои ощущения: беспомощность, сострадание и безмолвие.
Именно Иглен увидел ее приход, это он предупредил нас в прошлом июне, что она — Героиня, и он же со все возрастающей настойчивостью заставлял нас действовать летом. Теперь, как мне казалось, мы знали почему. Вторая Героиня была в его измерении, но Иглен был слишком стар и мудр, чтобы вмешиваться в судьбу, по крайней мере так он утверждал, поэтому не предупредил нас о Виолетте Ли. Глядя на то, с какой искренностью и нежностью он относился к Отэмн, я все больше утверждался в мысли, что сообщил он нам о ней только потому, что слишком за нее переживал.
Мы рассказали ему то немногое, чего он еще не знал, а взамен попросили его вернуться, когда она проснется. То, что Иглен знал о жизни Виолетты Ли с вампирами, будет крайне важно для планирования наших последующих действий.
Именно об этом я думал утром, когда, сидя у постели Отэмн, кормил ее своей магией. Шел третий день комы, вместе со мной дежурил Эдмунд. Он принес с собой тяжелую книгу, как значилось на обложке, одного из номинантов на Букеровскую премию, но откладывал ее в сторону через каждые пару страниц.
— Неинтересная? — спросил я после того, как он в четвертый раз опустил ее на колени. Мне хотелось, чтобы голос звучал спокойно, но в нем все равно слышалась паника.
Он покачал головой и едва заметно пожал плечами.
— Отличная. Я просто не могу… сконцентрироваться.
Ему, казалось, не хватало слов.
Я понимающе хмыкнул. Мне не очень-то хотелось с ним разговаривать. Это было глупо, ведь Эдмунд рассказал мне о том, что связывало его с Отэмн, но его обеспокоенность все же не казалась мне оправданной. Наше поведение было во многом похоже. Он почти не уходил из примыкавшей к ее спальне гостиной (вчера он заснул там на диване), не разговаривал ни с кем, кроме прислуги, когда просил принести еды, и Алии, которая, по-видимому, была единственной, кто мог выманить его отсюда. Прошлой ночью я слышал, как она говорила моей тете что-то о «чувстве вины Эдмунда».
