Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

Морозный ветер бьется в окно. Солнце стоит высоко в небе, но оно тусклое. Погода холодная и мерзкая. Я слежу за тем, как в комнате становится светло, и прикрываю глаза. Мои нервы дрожат на пределе. Я знаю, что едва шевельнусь, в сердце кольнет, и я лежу, не двигаясь, превратившись в бальзамированную куклу.

Я готова так пролежать целую вечность, но меня отвлекает какой-то шум. Наверно, я повинуюсь инстинкту. Спонтанному, возможно, бессмысленному инстинкту. Меня тянет к окну невидимой силой. Я знаю, что должна встать.

Поднимаюсь и медленно переставляю ноги. На улице разговаривают люди, стучат и дребезжат дверцы машин. Который час? Неужели двенадцать, и отец отправляет людей на площадь Броукри? Я отодвигаю шторы и вытираю напухшие глаза. Толпа незнакомцев с плакатами, под видом мирного митинга, готовится перейти в наступление. Живот тут же сводит судорогой. Сколько людей, сколько марионеток. Они готовы биться, но за что? Не понимаю, что за слепая ярость? Бить тех, кто слабее, кто ниже, уродливее или счастливее, в чем прок? В удовольствии? В благословении? Люди собираются убивать других людей, но у них даже нет мотивов. Мне становится страшно. Убийства без цели, убийства четко и заранее спланированные, бесстрастные и ненаказуемые — неужели это именно тот мир, где мы живем? Я покачиваю головой. Осматриваю солдат в черной форме, шерифа Бофорта с громкоговорителем. Рядом с ним мой отец. На нем идеально выглаженный синий пиджак, его волосы ровно уложены. Он задумчиво курит. Осматривает толпу и кивает. Он никуда не пойдет. Он останется, а остальные ринутся защищать его больное сердце. У него ведь умер сын, он ведь так страдает! Жалко, что у моего отца нет сердца. И защищать нечего.

Морщусь и вдруг замечаю, как из толпы двое мужчин в военной форме вытаскивают человека. Он не может идти самостоятельно. Безвольно катится, будто мешок, за теми, кто несет его к отцу. Я судорожно хватаюсь пальцами за рот. Это Эрих.

— Живой, — шепчу я и приближаюсь к окну, — живой!

Мотыляю головой. Открываю окно и зову парня сквозь ледяной ветер, но мой голос тонет в шуме, слившись с очередным порывом ветра. Что отец задумал? Зачем уводит его с остальными?

Вновь гляжу на Эриха, на его избитое, опухшее лицо и ощущаю, как все тело сводит судорогой. Опираюсь ладонями о карниз, тянусь вперед и думаю, что мне делать? Бежать. Я резко срываюсь с места. Ураганом несусь к выходу, распахиваю дверь, но наталкиваюсь на охрану. Несколько человек пихают меня обратно. Пытаюсь отбиваться, но оказываюсь бессильной и беспомощной. Черт! Недовольно выдыхаю и ударяю ногой по двери. Какого дьявола они меня здесь держат? Папочка постарался? Ненавижу его, ненавижу! Хватаюсь руками за волосы и вновь бегу к окну. Люди уходят. Они собираются на площадь. Что их там ждет? Митинг? Борьба? Смерть? Небольшие потасовки приводили к ужасным, порой, неисправимым последствиям. Что будет теперь? Сколько людей пострадает, а сколько из них умрет? Я должна сделать что-то.

Достаю из сумки телефон и откидываю назад голову. Внутри трепещет волнение. Не отступлюсь, теперь уж точно. Эрих жив. И я найду его, даже если мне придется спрыгнуть со второго этажа. Подруга поднимает трубку почти сразу.

— Адора? Как я рада, что ты…

— Мне нужна твоя помощь. Мой отец собрал людей, и сейчас на площади начнется не просто фильм ужасов, а самая настоящая резня.

— Что?

— Лиз, мне из дома не выбраться. Он поставил охрану.

— Какую еще охрану, — недоумевает подруга. — Зачем?

— Просто придумай что-нибудь. Люди отца повсюду. За моей дверью, на улице. Даже через окно я не выберусь.

— Ох, Дор, тебе не кажется, что сейчас неразумно идти на площадь? Это может быть опасно. Точнее, это опасно. Безрассудно и глупо.

— У него Эрих.

Лиз замолкает. Я слышу, как она со свистом втягивает воздух.

— Эрих? Что за бред, не понимаю. Зачем он твоему отцу? И с какой стати он закрыл тебя в комнате? Что происходит, Дор?

— Помоги мне. Сама я не выберусь.

— Но как? Святая Мария и Иосиф, с тобой не жизнь, а сериал. То маньяки, то убийцы, отцы с нездоровой психикой. Ты, наверно, рассчитываешь, что я супергерл, и я подлечу за тобой на второй этаж, но нет. Прости, я не умею летать! И не знаю того, кто умеет.

— Значит, я просто прыгну.

— Эй, лечить одним прикосновением я тоже не умею.

— Лиз, пожалуйста, помоги. — Я крепко сжимаю в пальцах телефон и морщусь. — Отец собирается подорвать административный корпус. Погибнут люди. Эрих может погибнуть. Я должна выбраться, должна! Но я не знаю, как.

Подруга тяжело выдыхает, и я невольно представляю ее надутые губы, сморщенные брови. Лиз не любит рисковать жизнью. Да и никто не любит. Кроме всяких влюбленных безумцев. Обычно здравый смысл побеждает, а у романтиков один кисель в голове.

— Я скоро приду. — Сдается подруга. — А ты не сходи с ума. Слышишь?

— У нас времени до двенадцати.

— Еще целый час. Даже больше. Не паникуй.

Я соглашаюсь:

— Да, ты права. Приходи поскорее.

Я опускаю руки и взволнованно осматриваюсь.

Моя комната всегда была моим бункером. Я могла часами сидеть на подоконнике и читать. Теперь здесь слишком тесно. Когда-то источник вдохновения, когда-то укрытие и хранилище мыслей, а теперь обычная спальня. Холодная и пустая. Почему-то усмехаюсь. Как быстро вещи теряют смысл, едва его обретает нечто иное, более важное. Я сажусь на кровать и подгибаю под себя ноги. Ждать невыносимо, но что еще я могу? Нужно просто ровно дышать. Лиз придет, мы придумаем что-то, и я унесусь отсюда к чертовой матери. Кладу голову на колени, прикусываю губу и мечтательно застываю. Как странно, наверно, никуда не бежать. Найти то самое место с тем самым человеком и остановиться. Понять, что большего от жизни и не нужно. Что это за состояние? Покой? Но покой — это смерть. Не понимаю. Неужели, чтобы в полной мере насладиться тишиной — нужно умереть?

Внезапно по комнате разносится кряхтящий крик. Я резко поднимаю голову и гляжу на незваного гостя, усевшегося на спинку стула. Вскидываю брови. Угольный ворон тихо и дергано топчется на деревяшке, переминаясь с одной лапки на другую. Влетевший через окно, он и не подозревал, что впорхнул в клетку. Улетай — так и хочу крикнуть я. Ловушка вот-вот захлопнется, и ты окажешься моим сокамерником. Улетай.

А затем внутри меня все холодеет. Ярко-красные, рыжеватые бусинки птицы глядят на меня с нескрываемым интересом. Каркая, она расправляет ободранные крылья и вновь замолкает, вытянув шею. Я рассеянно смотрю на ворона. Наверно, стоит его спугнуть, но я не могу шевельнуться. Вспоминаю историю, вычитанную мною давным-давно в какой-то книге. Души умерших превращаются в птиц. И они прилетают, чтобы предупредить о несчастье своих близких. Я придвигаюсь к ворону ближе и тихо выдыхаю. Убирайся, так и вертится на моем языке. Пошел прочь, хочу крикнуть я. Но я молчу. Бездумно гляжу на него и жду невероятного. Вдруг заговорит?