Ульяна Соболева - Осколки безумия

Подошел ко мне, одернул платье, поднял на руки. Это были мгновения, когда внутри все переворачивалось и болело, когда корчилась в последних судорогах моя любовь к нему, умирая. И в этот момент он вытер слезы с моей щеки большим пальцем. Я распахнула глаза и посмотрела на него. На секунду исчез холодный блеск и безразличие, на считанную секунду, но достаточно для того чтобы мое сердце забилось снова. Медленно, как после клинической смерти. Между его бровей пролегла складка и он сжал челюсти, а потом отдал меня Серафиму.

— Хоть волосок упадет с ее головы — сдохнешь, — и добавил уже совсем другим тоном, — наши тебя линчуют. Дочь Воронова это наш шанс на победу.

Шли часы, или минуты, или секунды. Я потеряла счет времени. Просто смотрела в одну точку и раскачивалась из стороны в сторону, как маятник. Меня не покидало ощущение, что это начало конца. Слишком много смерти и боли. Настолько много, что наверное я никогда не смогу этого забыть. Остатки гордости и самоуважения остались где-то на дне всей той грязи, что я видела, и сожаление. Я не смогла его удержать. Он прав. Глупо было рассчитывать, что он станет моим навсегда. Получить эту шаткую уверенность в нашей любви, в том, что мне удалось то, чего никому не удавалось — укротить Николаса Мокану. Какое горькое заблуждение. Его не исправит никто и ни что. Даже дети больше не имеют значения. Ни одной ценности, которая могла бы остановить это безумие. Там снаружи слышались голоса, крики, топот ног, выстрелы. Мне было все равно. Я только думала о детях и Кристине с Габриэлем. О своей семье. Я старалась не думать о Нике. Отключится, но не получалось. Каждая мысль о нем причиняла дикую боль, невыносимую. Нет, это не ревность, не чувство, что меня предали. Это опустошенность и отчаяние. Возможно, меня не поймут. Мне не было больно от того что я видела его с другими женщинами, мне даже не было больно от того что их было настолько много. Можно сказать наоборот, именно количество и стирало рамки моего восприятия. Я не могла назвать это изменой. Это больше чем измена. Полное отчуждение, потеря уважения. Его уважения ко мне, как к матери своих детей. Ревновать к безликим многочисленным любовницам, которые поплатились жизнью за минуты наслаждения в его объятиях — это ниже моего достоинства, скорее я их жалела и в то же время завидовала им. Он не мучил их так долго как меня, не истязал и не убивал их душу. Меня же он выматывал морально, выжимал, ломал, топтал. Но даже не это сводило с ума. Убивало другое — он позволил себе пасть так низко, откуда ему уже не подняться. Нет, не в моих глазах, а в его собственных. Я слишком хорошо его знала. Для меня он по-прежнему оставался моим Ником. Моим мужем. Отцом моих детей и единственным мужчиной. Первым и последним. Я никогда и никого не смогу полюбить так, как люблю его. Это невозможно. Кто хоть раз испытал на себе страсть Николаса Мокану — стал рабом. И нет таких сил, такого лекарства способного излечить от этой болезни. Я наверное конченная мазохистка, но это моя боль, я ее выбрала, я согласилась и я пришла к нему и прихожу снова и снова. Иду за ним как за вечным адским огнем, сгораю, поднимаюсь, и снова иду. Туда, в его тьму. Только вернется ли он в этот раз обратно? Или уже нет дороги назад?

Снова послышались выстрелы, уже ближе, сирена внутри дома не смолкала. Сейчас меня не держали в подвале. Серафим отнес меня в какое-то странное помещение, похожее на склад, но совершенно пустое. Тусклые лампочки в центре потолка, без плафонов, с мелкими мошками, крутящимися вокруг и замертво падающими на светлое пятно вниз, на холодный серый кафель. Я прислушалась к звукам, встала с железной кровати и прокралась к двери. Там царил хаос. Я различала предсмертные стоны, крики ужаса и боли, мольбы и вдруг поняла — надо мной находятся темницы, те самые клетки с несчастными узниками и судя по всему сейчас их убивают. Всех. Это они так страшно кричат. Кто-то (можно подумать я не знаю кто), отдал приказ уничтожить пленных. Я прижалась к двери, закусив губу до крови, содрогаясь от ужаса. Я изо всех сил старалась не сойти с ума. Думать о детях. Меня приказали стеречь, меня не убьют. Хотя, кто знает. Мой муж меняет свои решения со скоростью звука. Я уже не могла быть не в чем уверенна. Любящий нежный отец смог превратится в жестокого тирана, который обрек своих детей на голодную смерть, разве он может пожалеть меня? Сомневаюсь. Я уже не имею над ним никакой власти. Я никто. Он от меня отказался.

В этот момент послышались шаги. Кто-то спускался к складу. Я вжалась в стену, мечтая с ней слиться, притаилась за дверью в ожидании. Задержала дыхание. Шаги стихли. Этот кто-то стоял совсем рядом. По ту сторону. И он тоже не дышал. Запах гари и крови перебивали все остальные запахи. За мной пришли? Или мне повезет, и этот кто-то не обнаружит потайную дверь в стене?

Я зажмурилась. В висках пульсировал панический страх. А потом что-то сухо щелкнуло, как затвор пистолета. И шаги начали удаляться. Я тихо вздохнула, содрогаясь всем телом. Вслушиваясь в тишину.

Раздался оглушительный взрыв и с потолка посыпалась штукатурка. В доме что-то происходит. Там настоящее побоище. Я инстинктивно дернула ручку двери и та вдруг совершенно легко открылась. Судорожно сглотнув толкнула ее кончиками пальцев, приготовившись к нападению или…сама не знаю к чему, но там за дверью царил полумрак, мигала красная лампочка.

Я, неслышно ступая, пошла вперед. К лестнице ведущей наверх. Туда, откуда совсем недавно доносились жуткие крики узников. Я старалась не смотреть на мертвецов. Нет, мне не было страшно, мне было их жаль. Настолько жаль, что сердце переставало биться. Доведенные до отчаянья и не сломленные Черные Львы. Не подписавшие договор с Николасом, и за это поплатившиеся жизнью. Что он творит? Ему никогда не отмыться от этой крови и грязи. Если до него доберется Верховный Суд Нейтралов, Мокану никто не спасет, никто не оправдает. Его казнят как бешеное животное. Я шла вперед, вспоминая, как меня тащили сюда, вспоминая темные коридоры. Но это словно лабиринт. Как в фильме ужасов, когда перед тобой, сколько бы ты не шел, всегда одна и та же комната.

Внезапно погас свет. Я застыла на месте, замерла, заставляя себя привыкать к темноте и прислушиваясь к звукам. И вдруг увидела, как на стенах, с облупившейся краской проступили светящиеся стрелки. Возможно это запасной выход из здания. Я шла вдоль склизских стен, не зная, что меня ждет впереди, пока не уткнулась в тупик. Ощупала все, осмотрелась и поняла, что пришла в никуда. Идиотская шутка. Я истерически засмеялась, до слез. Села на пол и закрыла лицо руками. В доме все гудело и сотрясалось. Выстрелы, взрывы, крики. А вокруг меня трупы и кровь. Мясорубка, которую устроил мой муж.