— Во! Это хойохо. Я поехть хнаехь как йюбйю. Вохьми меня к хебе, — он оглянулся. Я же лишь ещё громче захихикала — манера речи собеседника и интонация настолько не вязались со смыслом произносимого, что вызывали невольный смех и поднимали настроение. — Тебя как ховут? Бехта, Йюба?
Я уже ржала практически в полный голос и только кивнула.
— Йюба, угадай? — я снова кивнула, вытирая выступившие слёзы. — Йюба, видихь, я угадай! Будем кхить вмехте. Хамогон будем гнать — я хамогонхик, — гордо уточнил он. — Так поедем к тебе?
— Ко мне нельзя, — кое-как прорвалась сквозь смех я.
— Пакхиму? У тебя мама дома?
— Да-а-хи-х-хи!!
— Никхего. Похнакомихь х тёхей. Её навейно Хейга ховут?
— Ыгы! — новый взрыв хохота.
— Я ей хкаху: «Нуови Хейга, я вах обохаю!», мы её похвайим, — заговорщическим тоном уточнил потенциальный жених. У меня уже живот болел от смеха, изо рта вырывалось нечленораздельное бульканье, по щекам текли слёзы.
— Йюба! Я х тебя так йюбить буду, Йюбавухка! Я хнаехь какой хтйяхтный! — после этой фразы я всерьёз начала опасаться, что не дождусь остановки и описаюсь прямо не отходя от кассы. Ведь уморит, страстный наш!
— Всё, больше не могу-у! Прекратите меня смешить, я уже до ветру хочу!
— Ты до ветйу хокхехь, Йюба? Кхего х мойкхихь?! Давай охтановью!
— Где?! — борясь одновременно с приступами хохота и позывами мочевого пузыря, я оглядела окрестности. Нда. Ни одного кустика, голая степь как по заказу.
— Да пьямо хдехь.
— Да ты что, я не могу здесь — тут же поле!
— Ну и хто? Йюба, ты меня хтехняехься? — это было произнесено таким удивлённо-недоумевающим тоном, что содержимое моего мочевого пузыря таки чуть не вырвалось наружу. Нет, я его не стеснялась, но природная застенчивость не позволяла сходить до ветру под взглядом особи мужского пола. — Я тебя подейху, — добил этот шепелявый садист, и я закусила край плаща, чтобы хоть как-то унять смех — ведь точно обмочусь!
Наступило благословенное утро. Я была всё ещё жива, не умерла ни от смеха, ни от разрыва мочевого пузыря, хотя вроде от этого и не умирают. Ёшка, видя, как я покатываюсь над его речами, ничуть не обижался, просто время от времени хватая меня за руку и хохоча в унисон.
Мировой мужик, что тут ещё скажешь. Натиска он не ослабил, но так как дело не переходило границ болтовни, я чувствовала себя в полной безопасности, периодически отбрехиваясь и продолжая хихикать.
На развилке мы с ним тепло, правда с трудом, распрощались. Ёшка всё норовил сорваться в деревню со мной. Мне же в ту деревню было даже близко не нужно, потому я отвиралась как могла. В конце концов Элечкино умение пудрить мозги преодолело напор шепелявого селянина, и мы сговорились встретиться на том же тракте через неделю. Наивный. Но никто не запрещает верить в то, во что хочется верить.
Вот впереди показались уже знакомые громадные резные ворота — граница между миром людей и тёмных эльфов. Облегчённо вздохнув — наконец-то! — я бодрым шагом приблизилась к препятствию и сходу начала долбить по окованным створкам всеми имеющимися в наличии конечностями.
— Чего надо? — довольно неприветливо вопросили из-за ворот.
— Нила нам надо. И поскорее. И вообще — Повелитель вас казнит, если вы задержите меня хоть на минуту, — перешла ваша покорная слуга к угрозам, терзаясь единственной мыслью — побыстрее оказаться в корчме, в ванне и с горячим обедом в пределах видимости. Чувство самосохранения трусливо спряталось под напором усталости и голода.
— А ну покажите свои бумаги! — грозно потребовали невидимые стражи. Такое чувство, будто не с эльфами, а обычными людьми разговариваю.
Какие бумаги? Все бумаги остались у Зорьки в подсумках, других раздобыть мне не удалось.
— Слышь, страж или как тебя. Я снова очень устала, ещё больше, чем в прошлый раз. Если ты сейчас же меня не пропустишь, клянусь Духами, я тебе тут такой теракт устрою — пойдут меленькие-меленькие клочки по закоулочкам. И то ни один чародей те клочки воедино в жисть не соберёт!
Желание попасть к своим было так велико, что говорила я очень уверенно, да и сама верила в то, что говорю. Доведут до греха, не сдержусь ведь, если и не разнесу ворота, то попытаюсь точно!
— Нуови Объора? — вдруг радостно возопил новый голос.
— Э-э… Да, — надо же, не в первый раз узнают. Пора возгордиться, а?
Створки дрогнули и неслышно распахнулись, являя взору до боли родные тёмные лица со слегка раскосыми глазами.
— Его высочество велели сопроводить сразу, как только появитесь, к нему! — интересно, откуда у высочества была такая уверенность, что я непременно появлюсь? — Заходите, чего ж в дверях топчетесь? И как живы-то осталися, после такого скачка? И где ж вас мотало-то столько времени? — продолжал кудахтать рыжий веснусчатый страж в съехавшем набок шлеме. Слишком разговорчивый для тёмного. Полукровка? Уже второй встреченный в воротах не-эльф. Любопытная тенденция, однако. — А чем так воняет? — тут же переключился он.
Я принюхалась. Да вроде от меня не должно. Наклонив голову, украдкой нюхнула себя. Нет, это точно не от Элички. Может что в сумках? Я раскрыла одну из них. Фу-у! Ну точно — баклажка с маслом, тем самым якобы ценным, раскрылась, и теперь амбре распространялось по всей округе.
— Да вот — маслице у меня. Ценное. Правда не знаю какое.
Парень тут же сунул нос в сумку и отпрянул.
— Козлотурье, — что, правда?! Не ошиблась, значит. — Правда прогоркло оно у вас. Теперь только на растирания разве что да и то мало кто согласится такую гадость на себя намазать.
Блин. Я решительно вручила парню посудину.
— Делай с этой ценностью что хочешь.
— Слушаюсь, нуови. Пойдемте.
Я безропотно позволила схватить себя за руку, и парень незамолкающим буксиром потащил вашу покорную слугу к одной из жутковатых громадин, на которых тут перемещались стражники. Усталость последних дней была столь велика, что я даже для очистки совести не взвизгнула, когда эта лохматая бессовестная тварь щёлкнула зубами прямо возле моего лица. Нервно дёрнувшись, я ухватилась за протянутую стражником руку и была буквально вздёрнула на спину мохнатой громадины.
К неизвестному принцу я ехать наотрез отказалась, заявив, что в таком виде являться перед монаршими особами просто непозволительно. Разговорчивый стражник на удивление не стал спорить.
В трактире царила тишина. Постояльцев не было видно, посетителей пока не наблюдалось тоже. Я поднялась по скрипучим ступеням в номер, по пути старательно вспоминая, где же нас изначально поселили.
