дело облизывая их серую кожу, но не испепеляя, как испуганных беспокойников. И сейчас эта огромная волна слушала то, что пела ей Дева зари.
Я покачнулась, чувствуя, что еще немного – и от меня не останется даже горячей золы. Кожу начало жечь там, где ее касались дейвасы. Губы пересохли, тяжелая мокрая одежда тянула к земле, хоть земли толком больше не было – только грязь и пепел, забивающий рот и нос. Пахло смертью. Краем глаза я видела, как Совий переглянулся с Марием: их лица стремительно бледнели, и дейвасы выглядели так, словно провели в Чаще не одну сотню зим.
- Сауле… – выдохнула я, вложив в ее имя просьбу и отчаяние. Богиня не оглянулась. Она выкрикнула что-то, и ее речь ударила по слуху, как лопнувшая тетива. Огонь обрушился на Деву. Я вскрикнула и тут же зажала рот ладонью: пламя огибало ее так же, как иных лаум, и только золотистые волосы на кончиках обуглились и почернели.
Стихия стремилась мимо богини, пробивая себе дорогу через корчащиеся в огне деревья. Жидкое пламя, успевшее расползтись по Чаще, собиралось обратно, рисуя широкую полосу алых и рыжих сполохов. Я не сразу поняла, что происходит и какой вид обретает эта сила.
- У реки Смородины, кажется, появилась младшая сестрица, – тихо проговорил Марий, и я поняла, почему не могу отвести завороженного взора от плавного течения. Это и правда была река. И стремилась она в сторону Черницы, словно хотела соединиться с ее тьмой.
Сауле меж тем погладила алую волну и медленно пошла к нам. Чем ближе подходила богиня, тем более явно я видела жалость на ее лице. Я чуяла, что не все еще сказано, но когда богиня вдруг оказалась рядом и взяла мое лицо в прохладные ладони, все равно стало больно. Мир вокруг нас подернулся серой дымкой, а двое дейвасов замерли соляными столбами. Этот разговор был не для их ушей.
Дыхание богини пахло водяными лилиями, когда она прошептала:
- Без Стража граница не выстоит. Я снова не вправе просить тебя — и снова прошу. Примешь ли ты этот долг? Будешь ли той, кто хранит мудрость Яви и Нави?
- Приму, – шевельнулись мои губы, беззвучно, но богиня услышала и приняла обещание. Она кивнула — да будет так.
- В благодарность я выполню одну твою просьбу. Не проси вернуть мертвых или привязать к себе живых, в остальном — что пожелаешь.
Моя история подходила к концу. Но я все равно улыбнулась, когда заговорила – и Сауле улыбнулась в ответ.
- Да будет так. И…спасибо.
За ее спиной выжившие лаумы вдруг стали окутываться слепящим белым светом и исчезать.
- Они возвращаются в Явь, – предугадала Сауле мой вопрос. Теперь Дорога открыта, и мне достает силы, чтобы провести их по ней.
Сауле молчала, и я чувствовала, что она пытается сказать мне что-то еще. Вдруг за ее спиной ударила молния, но не погасла, а осталась зримой. Словно сам мир раскололся, открывая проход в иные миры, туда, куда уходят в одной рубашке, пошитой Пряхами из нити судьбы. Из разлома вышел высокий мужчина в блестящей, точно жидкое золото, кольчуге. Сауле встретила его появление с высоко поднятой головой, но меня загородила, словно боялась, что пришелец может, не разобравшись, причинить мне вред. Я беззвучно шептала молитву – из тех, что звучат в белоголовых церквях, носящих имя верховного бога. Количество божественного вокруг меня явно начало переходить границу, за которой я еще могла сохранить разум.
- Ты снова желаешь решать все сама, упрямая женщина, – загрохотал Перкунас, прожигая супругу взглядом. Поприветствовать ее он не удосужился.
- В кои-то веки я оказалась права, супруг мой, – звонко ответила она и отодвинулась. Перкунас увидел меня, и лицо его потемнело, сделавшись похожим на грозовую тучу. Я едва удержалась, чтобы не пригнуться – так ощутим был его гнев. На мгновение показалось, что бог сейчас взмахнет рукой – и от меня останется только мокрое место. Но Перкунас перевел взгляд на Сауле и рявкнул так, что мои волосы встали дыбом от целого ряда маленьких молний, вонзившихся в землю между нами и богом.
- Ты хоть понимаешь, что без привязки твоя девчонка превратится в тень, не успеешь ты и глазом моргнуть? Согласилась она… Ты здесь богиня, а не она, это ты знаешь, как должно существовать бытию. Почему не объяснила? Почему защиту не поставила и оберег не назначила?
Перкунас рычал и кидался молниями, впрочем, гаснущими в воздухе без какого-либо вреда. А Сауле выглядела все более пристыженной и избегала встречаться со мной взглядом. Может, я чего-то не понимаю в божественной жизни, вот только выглядела их склока совсем по-человечески. И о каком таком обереге вещает Небесный Кузнец?
- Вот теперь объясняй ей сама, во что ее втравила!
- Но у нее есть из кого сделать якорь, – слабо попыталась защититься Сауле. Перкунас поперхнулся и взмахнул рукой, отчего мы с богиней переместились в сторону на пару шагов, открывая неподвижных Совия и Мария. Бог внимательно осмотрел их обоих, недовольно скривился и поджал губы.
- Повезло тебе, – буркнул он жене. – Но объясниться все равно придется!
Сауле неохотно повернулась ко мне. Мне даже показалось, что ее волосы потускнели – уж не знак ли это, что богиня чего-то стыдится? Можно подумать, мне мало было всего, что в жизни приключилось, чтобы теперь еще и богиня допустила какую-то ошибку, и судя по гневу Перкунаса – смертельно опасную…
- Супруг мой прав, – выдавила она. – Я так обрадовалась твоему согласию, что совсем забыла об условии. Ты можешь жить в двух мирах одновременно, только если сохранишь свою человеческую половину вместе с той, что станет принадлежать Нави. А для этого тебе нужно связать себя с тем, кто носит в себе огонь. Настоящий, сильный огонь, на свет которого ты сможешь идти, если заблудишься в Неявном.
Я задумалась.
- Это что же, мне нужно связать себя… с дейвасом? – Лауме кивнула и закусила губу, сделавшись похожей на девчонку.
- Их огонь горит ярче всего. Дейвас, связанный с тобой, будет ходить по земле столько, же, сколько и ты. Когда-то давно мы с супругом создали лаум и дейвасов, чтобы они были едины. Лаумы – хранили жизнь, дейвасы – защищали ее. Но внутренние распри и человеческая натура взяли верх, и о единстве забыли.
Я задумалась о том самом выборе, на который без тени смущения
