— Проклятье. Её лодыжка, — пробормотал Бэн.
Гай вновь был рядом с ней. На этот раз, когда девушка попыталась отодвинуть его, он проигнорировал её и поднял на руки.
Он был с ней настолько нежен, что это вызвало у неё ещё больше слёз.
— Ты должна была сказать мне, — сказал он.
Она отвернулась и вцепилась в подушку, когда мужчины, закатав штанину её брюк, оголили колено.
— Можешь пошевелить ногой? — спросил Рис.
В ответ Елена зажмурилась и выполнила его просьбу, показывая, как могла пошевелиться.
— Я думаю, что с коленом всё в порядке, а вот с лодыжкой нет, — услышала она слова Кона.
В течение нескольких мучительных минут они проверяли её лодыжку на перелом. Она была освобождена со словами, что кости целы.
— Нога должна быть поднята, — сказал Бэн.
Гай осторожно поднял её ногу и поместил подушки под её ступни. Также ей дали стакан воды, наряду с двумя таблетками, в которых она признала аспирин.
Девушка хотела притупить боль и, не колеблясь, приняла их. В комнате повисла тишина. Елена смотрела на мужчин, уставившихся на неё, как будто они ожидали, что она упадёт в обморок или что-то подобное.
Из неё был готов вырваться крик, когда боль и события дня нахлынули на неё снова.
— Погибла женщина, а всё, о чём вы продолжаете беспокоиться, это о нарушении границ, — сказала она, поняв, что её зрение теряет фокус.
Лица мужчин начали расплываться. Она прикрыла глаза и поняла, что не может их открыть вновь. Никогда в жизни девушка не чувствовала себя столь уставшей.
— Мы сожалеем о твоей подруге. Но именно наши жизни под угрозой.
Елена пыталась открыть глаза, чтобы убедиться, что это сказал Гай, но провалилась в сон.
Глава 5
— Мы должны свести все дела до минимума. Никаких ночных полетов. Никаких тренировок. До тех пор, пока она не уедет.
Поначалу Елена не была уверена, слышит ли она голоса или ей все снится. Звучало всё приглушенно, но разговор о ночных полётах мог быть лишь во сне.
Образы мужчины, летящего по воздуху, мелькнули в её сознании, и она осознала, что это точно был сон.
— Тристан будет не очень доволен. Он только начал наслаждаться свободой, выпуская своего дракона, когда захочет.
Она была уверена, что это её воображение разыгралось на фоне случившихся событий. Зачем мужчинам говорить о драконах? Все знали, что они не реальны.
— Мы не можем держать её здесь бесконечно.
Гай. Это был его голос. Глубокий, спокойный и звучал недалеко, будто он был всего лишь в соседней комнате. Но что она делала в постели?
Туман сна начал рассеиваться, и она стала пробираться в свое сознание. Открыв глаза и обнаружив себя лежащей на боку. События, предшествующие этому, довольно быстро напомнили о себе.
Елена перевернулась на спину, но оказалась в одиночестве. Приподнявшись она увидела, что дверь закрыта. Но было очевидно, что голоса исходили извне.
Внезапно, дверь открылась, и Гай просунул голову внутрь комнаты, его удивительные светло-карие глаза остановились на её лице.
Её губы начало покалывать, когда взгляд опустился к его рту, и она вспомнила слишком-быстрый-поцелуй, которым одарила его после спуска. Это было так на неё не похоже, но она ничуть об этом не жалела.
От воспоминания о прикосновении его мягких губ, сердце Елены забилось сильнее. И тело начало жаждать большего.
Поцелуй. Всего лишь один поцелуй.
Возможно, подобное могло произойти в кино и книгах, но с ней? Это не казалось реальным. Тем не менее, само присутствие мужчины перед ней, его потемневшие глаза, в которых безошибочно читалось желание, пока они молча впивались друг в друга взглядами, говорили совершенно обратное. Страсть была ощутимой, желание — неоспоримо, необходимость — непреодолимой.
— Елена? — кто-то позвал её.
Она моргнула и отвела взгляд от Гая, чары, охватившие их, были рассеяны. Елена наблюдала, как дверь открылась шире, и в комнату вошли Гай, затем Кон, Рис и Бэнан.
Кон встал, положив руки на спинку в изножье кровати, Бэнан прислонился к двери, скрестив руки на груди. Рис начал разводить огонь в очаге, опустив голову.
Гай присел на край кровати, тепло его взгляда заставляло её кровь гореть. Она слишком хорошо осознавала, насколько близко он был, и как легко было бы податься вперёд и снова поцеловать его.
Она схватила одеяло и отвела свой взгляд от красивого лица Гая.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Кон.
Она облизнула губы и выпрямилась, прекрасно понимая, что её затвердевшие соски выделялись на фланели рубашки. Желание охватило её. Желание ощутить руки Гая на своём теле.
Елена сглотнула, и устроила поудобнее ногу на подушке.
— Лучше. Вы что-то дали мне?
— Только аспирин, — ответил Бэн.
Гай провел рукой по своим медово-каштановым волосам, взъерошив их.
— Ты была слишком вымотана произошедшим сегодня. Твоё тело отключилось, чтобы восстановиться.
В этом был смысл, и она кивнула.
— Мне кажется, отек немного сошёл.
— По всей видимости, да, — сказал Кон. — Я ни в коей мере не хотел напугать вас во время нашего последнего разговора, Елена, но вы не понимаете, насколько важна для нас конфиденциальность.
— Ничто не остается частным в этом мире, — возразила она. — У всех есть камеры на телефонах, а видеокамеры установлены на каждом углу и магазине. Уединение кануло в лету.
— Не для нас, — сказал Рис, отложив в сторону кочергу и встретившись с ней взглядом. — Именно из-за наследия Дреаган есть определенные… уступки, на которые власти пошли для нас.
— Например? — спросила она.
Бэнан оттолкнулся от двери, опустив руки.
— Полёты самолётов или вертолётов любого типа не разрешаются над нашей землёй. Над всеми шестьюдесятью тысячами акров.
— Почему?
Это было всё, о чем она подумала спросить. Обычно люди имели беспилотные зоны, когда что-то скрывали. Так что же скрывает Дреаган?
Кон выглядел так, будто подбирал нужные слова, прежде чем сказал:
— Нам нужно уединение. Мы открыли для посетителей определенные участки винокуренного завода и магазин подарков с одним входом и выходом. Это было сделано не без причины.
— А как же овцы и рогатый скот? Я знаю, что вы продаете их. Как покупатели выбирают их? — спросила она.
Гай оперся локтями на колени.
— Мы сами вывозим их на продажу.
— Выглядит так, будто вы что-то скрываете.
Рис хрустнул пальцами, один палец за другим.
— Конфиденциальность не означает скрытность. Никто из нас не желает быть в центре внимания, и поэтому мы просим об одном простом условии: кто мы и где мы находимся — не подлежит огласке.
