Щурясь от яркого солнечного света, который мучительно больно пронзал глаза, он осмотрел необычную комнату и понял, что оказался в ловушке между двумя открытыми окнами. Его сердце застучало, как молот. Безопасного пути от кровати не было никакого. Единственное место, где он мог пройти, было слева от него, и дальше в угол, который был занят розовой тумбочкой.
Проклятье.
Из-за колотящейся в голове боли мрак снова охватит его с ошеломительным постоянством. Снова приступ боли.
Женщина…
Огромная удача, что бы там ему не подбросили.
Хотя его тело болело и было воспалено, силы Темного Охотника позволяли ему выздоравливать, пока он отдыхал. Через несколько часов ушла бы даже чувствительность.
А пока ему необходимо выбраться из этой световой западни. Закрыв глаза, Тэлон пожелал темную тучу, которая закроет солнце так, чтобы яркий дневной свет больше не разрушал его зрение.
Если бы он захотел, то мог бы вызвать достаточно облаков, чтобы превратить день в ночь. Но это не принесло бы ему никакой пользы.
Дневной свет все еще оставался дневным светом.
Его уникальные силы Темного Охотника позволяли управлять стихиями, погодой и исцелением, но не давали власти над тем, что было в подчинении у Аполлона. Светлое или сумеречное, дневное время все еще принадлежало ему, и даже если чисто технически Аполлон был в отставке, греческий бог никогда не допустит, чтобы Темный Охотник разгуливал днем под прикрытием своих уловок.
Если бы Аполлон заметил его снаружи или у окна в течение дня, то Тэлон был бы ничем иным как куском жареного бекона на тротуаре. Супер-хрустящий кельт не взывал бы к нему даже в малостях.
Его глаза жгло все больше и Тэлон начал подниматься с кровати, но остановился. Под простыней с запахом пачули и скипидара на нем не было ничего.
Что случилось с моей одеждой?
Он был чертовски уверен, что вчера вечером не раздевал себя сам.
Или они…?
Он хмурился, пока копался в своей памяти. Нет, это невозможно. Если бы он был вчера достаточно бодр, чтобы заниматься с ней сексом, он был бы достаточно бодр, чтобы покинуть это место задолго до восхода солнца.
— Где это?
Он прислушался к незнакомому голосу с другой стороны розовой ткани, которая висела для того, чтобы образовать стену вокруг кровати.
Через две секунды занавеска скользнула в сторону, чтобы показать привлекательную женщину, возраст которой, казалось, был слегка за тридцать. Ее длинные темные волосы
были заплетены в косу, и она была одета в длинную струящуюся юбку и тунику.
Она выглядела удивительно похожей на ту, другую, которую он встретил вчера. И с первого взгляда ее можно было принять за ее младшую копию.
— Эй, Саншайн, твой приятель проснулся. Как его зовут?
— Я не знаю, Старла. Я не спрашивала.
О, это становится все более и более странным.
Нестесненная его присутствием, женщина шла по комнате к той стороне кровати, где стояла тумбочка.
— Вы похожи на Стива, — сказала она, наклоняясь, подняла розовые шарфы и начала рыться в стопе журналов, скрытых под шарфами. — Хотите есть, Стив?
Прежде чем он смог ответить, она повысила голос:
— Здесь нет этого.
— Это под старыми экземплярами «Арт Пейперз».
— Здесь нет.
Саншайн вошла в комнату. Она шла с изяществом принцессы фей и была одета в платье с длинным рукавом фиолетового цвета, такого яркого, что он вынужден был прищуриться. Она прошла мимо окна и Тэлон понял, что материал был довольно прозрачен для того, чтобы он смог получить достаточное представление о ее пышных, изобилующих кривыми, формах и что под платьем она не носила ничего.
Ничего, кроме загорелой кожи.
У него пересохло во рту.
Она полотенцем вытирала краску с рук, пока шла к тумбочке, даже не глядя на него.
— Это точно здесь, — сказала она, вытаскивая журнал и вручая его старшей женщине.
Наконец, Саншайн взглянула на кровать и встретила его твердый взгляд.
— Вы хотите есть?
— Где моя одежда?
Она перевела робкий взгляд на Старлу.
— Ты спросила его имя?
— Это — Стив.
— Это не Стив.
Саншайн, не обращая на него внимания, развернула Старлу лицом к нему. Обе женщины уставились на него, лежащего на кровати, как будто он был неким неодушевленным интересным предметом.
Тэлон подтянул розовую простынь повыше талии. Потом, внезапно почувствовав застенчивость, он спрятал голую ногу под покрывало и согнул колено так, чтобы центральная часть тела не просматривалась так явно под тонким хлопком.
Тем не менее, обе женщины продолжали таращиться на него.
— Ты видишь, о чем я тебе говорила? — спросила Саншайн. — Разве у него не самая удивительная аура, которую ты когда-нибудь видела?
— Он — определенно старая душа. С кровью друида. Я уверена в этом.
— Ты думаешь? — спросила Саншайн.
— О, да. Мы должны спросить его согласия вернуться в его прошлую жизнь и сравнить то, что увидели сейчас.
О'кей, они обе чокнутые.
— Женщины, — сказал он резко. — Мне нужна моя одежда, и она нужна мне немедленно.
— Смотри, — произнесла Саншайн. — Смотри, как меняется его аура. Она абсолютно живая.
— Ты знаешь, прежде я никогда такого не видела. Это действительно здорово.
Потом Старла вышла из комнаты, просматривая журнал.
Саншайн все еще стирала краску с рук.
— Голодны?
Как у нее это получалось? Как она могла перейти от одной темы к другой и опять назад?
— Нет, — ответил он, пробуя остановить ее на главном пункте разговора. — Я хочу мою одежду.
Она фактически съежилась.
— Что случилось с ярлычками в ваших штанах?
Тэлон нахмурился в ответ на странный вопрос. Он держал в узде свой характер и раздражение, но что-то в этой женщине мешало ему:
— Прошу прощения?
— В общем, вы знаете, они были в крови…
Плохое чувство поселилось у него в животе.
— И?
— Я собиралась почистить их и…
— Вот дерьмо, вы их постирали?
— Стирка не повредила их так, как сушка.
— Вы сушили мои кожаные штаны?
— В общем, я не знала, что они кожаные, — сказала она мягко. — Они были такими мягкими и странными, и я подумала, что это ткань «под кожу» или что-то в этом роде. Я стираю мое платье «под кожу» всегда без повреждения и усадки, как произошло с вашими штанами.
Тэлон рукой потер лоб. Это было очень нехорошо. Как он мог выйти из ее квартиры без одежды в середине дня?
— Знаете, — продолжила она, — вы не должны вырезать ярлычки из своей одежды.
Прошло много времени с тех пор, как он чувствовал настоящий сильный гнев, но он начинал чувствовать его сейчас.
