Ознакомительная версия.
Регину вся эта деятельность смешила – она не понимала, как можно всерьез заниматься такими глупостями, ладно бы еще партийным к зарплате прибавка была. Однажды Варвара Павловна, коммунистка с сорок третьего года, так ее одернула – Регина две недели ходила тише воды, ниже травы. Это вошло в анналы корректуры.
Была у нее с Варварой Павловной и другая стычка – уже при Илоне. Регина иногда приносила на продажу дорогие шмотки и устраивала в маленькой корректорской целые торги. Варвара Павловна почти не ворчала, однажды даже сказала:
– А что, девкам нужно же наряжаться.
Но Регина принесла продавать какие-то книжки. Илона даже не видела их – она была в типографии, стояла над душой у наборщицы Любки, чтобы как можно скорее получить гранки с официозом. Когда она вернулась, разборка уже закончилась.
– Чтоб этого базара в конторе больше не было! Поняла, нет?! – рявкнула Варвара Павловна. – Ишь, барахолку развела! Еще раз узнаю, что ты тут спекулируешь – вылетишь из редакции, как пустое ведро, со свистом! В дворники не возьмут!
А слово Варвары Павловны имело-таки вес. Фронтовичка!
Будь Варвара Павловна при том, как Регина обидела Лиду, – точно бы дело кончилось большим скандалом. А Регина после примерно двух недель затишья сказала по поводу Лидиной грядущей свадьбы:
– Вот тоже радость – нищету плодить!
Тут уж Илона налетела на нее с проповедью обязательной для супружества любви и рая в шалаше. Регина сперва даже растерялась. Может, склока бы разрослась, но в маленькую корректорскую заглянул выпускающий Рома – принес из типографии полосы с правлеными гранками. А при Роме воевать не стали. Так оно и заглохло.
Но результат был предсказуемый – Лида стала с Илоной дружить. Она научила Илону любить булочки с корицей и особым хитрым образом готовить растворимый кофе – сперва долго растирать порошок с сахаром и капелькой воды, пока масса не посветлеет, и лишь потом доливать кипяток. Получалась красивая пенка.
Растворяшку они брали в столе заказов при типографии – Лида поладила с типографским комсоргом Леной, и та внесла подружку в профкомовские списки. Типографских снабжали хорошо – производство считалось вредным, и им даже дорогой сервелат перепадал, даже консервированный лосось, даже кофе в зернах.
И месяца не прошло, как Лида взяла Илону с собой к портнихе на примерку белого платья, а Илона рассказала ей про Буревого и показала фотографии.
Теоретически им бы не следовало дружить, слишком были разные – Лида много читала только перед сессиями, потом вся книжная премудрость у нее из головы успешно вылетела, а на свободное место пришли премудрости домашние, хозяйственные. Если она и покупала книги, то дефицитные кулинарные. Илона же всякий раз, как Буревой поминал всуе какого-нибудь поэта, бежала в библиотеку. Но Илона, сама того не осознавая, уже хотела вить гнездо, Лида же чувствовала, что нет в ее жизни той любви, как в «Песне о тревожной молодости», и потому норовила как-то пристроиться к Илониной любви. Противоречие между тем, что напел в уши комсомол, и тем, какова должна быть реальная жизнь, все же немного мешало ей.
Яр несколько раз забегал в редакцию, однажды даже угостил подружек пирожными с кремом в домовой кухне за углом. Кофе там был из кастрюли, но терпимый. Потом он сказал Илоне:
– Ты за эту Лиду держись, она надежная. Кстати – Буревого на пробы в Москву вызывают. Имей в виду – он на пробы едет, а не на поиски приключений.
– Ты откуда знаешь?
– Сюда ребята с Мосфильма приезжали, натуру искать. Моя слушала, о чем говорят, запомнила. И туда, и обратно ее вагоном ехали.
А потом случилась беда. Борис Петрович раздумал жениться.
Он, дурак, позвонил в корректуру посреди рабочего дня и сказал в трубку что-то вроде:
– Знаешь, ничего у нас не выйдет, мы не пара.
Никто ничего не понял – Лида аккуратно положила трубку на рычажки и упала.
Варвара Павловна выскочила из-за стола, с трудом опустилась на колени, потрогала Лидино лицо, оттянула веко и заорала на Илону:
– Дура, что стоишь?! «Скорую» вызывай!
Но прежде, чем приехала «скорая», выпускающий Рома добежал до типографского медпункта и привел сестричку Антонину Васильевну с полным боезапасом – нашатырным спиртом, валерьянкой, валидолом и еще какими-то таблетками в коробочках.
В больницу Лиду не повезли, но Варвара Павловна успела пошептаться с фельдшерицей, делавшей укол. Когда «скорая» уехала, Варвара Павловна выгнала всех из корректорской, осталась наедине с Лидой, а потом, когда впустила Илону и Регину, была очень мрачна.
– Регинка, ты у нас самая шустрая, – сказала она. – Бери талмуд, ищи, какая контора в городе рефрижераторами занимается, добывай мне телефон парткома.
– Не надо, – возразила Лида.
– Чего – не надо?
– Ничего не надо.
Регина уже листала здоровенную телефонную книгу, разбухшую от закладок и вклеек, ее в корректуре называли талмудом и очень берегли – там были правильные названия всех предприятий.
– Поговори мне еще! – прикрикнула на Лиду Варвара Павловна. – Илонка, звони Жанне, пусть срочно едет сюда. Они потом с дежурствами разберутся. Звони, звони! Рома, ну-ка, добеги до Бекасова, если машина не в разъездах, скажи – мне нужна на полчасика.
Главный редактор, Бекасов, тоже был фронтовик, они чуть ли не в одной дивизии с Варварой Павловной воевали. Только он был подполковником, а она – связисткой.
Но Лида наотрез отказалась ехать домой и ложиться в постель.
Варвара Павловна и Регина отыскали нужные телефоны. Сразу звонить не стали – Варвара Павловна не хотела воевать при Лиде. Жанна все же приехала, села с Региной сверять полосу, а Илоне было велено вывести Лиду на свежий воздух – продышаться.
От здания, примыкавшего к типографии, где поселилась редакция, было пять минут до парка. Погода к сидению на лавочке не располагала – накрапывал дождь; это, наверно, был последний осенний дождь, и следовало ожидать снегопадов.
– Что я моим скажу?.. – безнадежно спросила Лида.
Ее родители жили в крошечном городишке, в семье старшего брата, и очень верили в светлое будущее своей младшенькой. Брат был не родной, а сводный, из прежней, еще довоенной семьи отца, и Лида, как Илона догадывалась, с ним не очень ладила.
– Ну, скажешь, что он оказался козлом.
– А ребенок?
Тут только до Илоны дошла суть дела.
– Н-ну, ребенок… Н-ну… это же не обязательно? – кое-как выговорила она.
Девицы из «Аншлага» недавно решали точно такую же проблему и общими усилиями искали вменяемого гинеколога для Нади, которая в «Большеротой» играла леди Гризел в первом составе. Все они хвастались своей отвагой – тут выяснилось, что Марина уже успела сделать целых два аборта, и ничего, чувствует себя прекрасно, и ночные кошмары ее не преследуют.
Ознакомительная версия.