Этот вопрос и еще с десяток других крутятся в голове, пока я, сидя на полу, встречаю рассвет. Мягкие лучи скользят по зданиям вверх, растекаются меж ними, медленно накрывая город розово-оранжевым покрывалом. Здесь практически нет растительности. Только громадные серые здания, возвышающиеся над всем живым, как окаменелые великаны. С такой высоты я вижу несколько стальных коробок, проносящихся на большой скорости по серым дорогам. Как я успела заметить, на них передвигаются люди. Интересно, куда они спешат в такую рань?
От наблюдения меня отвлекает жалобный скулеж. Собака боязливо подходит ко мне, садится рядом и пару секунд внимательно сверлит взглядом темных глаз, прежде чем положить свою крупную голову мне на колени.
— Ты, похоже, голодная? — аккуратно поглаживаю ее короткую, но очень приятную на ощупь шерстку, чувствуя, как тепло ее тела медленно передается мне. — Твой хозяин еще спит. Ему нужно хорошенько отдохнуть, но… если честно, я тоже голодна.
Собака вскидывает на меня умные глаза и начинает вилять пушистым хвостом. Кажется, она понимает меня намного лучше, чем ее хозяин.
Мы обе отправляемся в его покои — ночью я успела заметить, как он входил туда. Осторожно приоткрываю дверь и ступаю в объятую светом утреннего солнца комнату — тихо, без лишнего шума в отличие от непоседливой спутницы.
Тут так же уютно, как и во всем его доме. Комната небольшая, здесь царит небольшой беспорядок — повсюду разбросаны книги и одежда, покрывало покоится под кроватью, пока сам хозяин посапывает на ней, запрокинув руки за голову. Его питомец запрыгивает на кровать и кладет лапу ему на живот, но он не просыпается от этого на удивление аккуратного действия.
Сейчас он выглядит по-другому. Не так строго, как раньше; скорее, беззаботно и слегка неряшливо. Черные волосы взъерошены, белая рубаха с короткими рукавами помята, краешек чуть задран, так, что видно плоский твердый живот.
Подойдя ближе, я замечаю, что его голова подергивается, а широкая грудь нервно вздымается. Ему снится кошмар?..
Сажусь на краешек кровати и, почти не дыша, касаюсь его плеча. Мне казалось, что это не разбудит его, но он тут же распахивает глаза, хватает меня за руку, сжимает запястье до боли и красноты. Дикий взгляд обжигает, точно яростное пламя, но избежать его просто невозможно.
— Это ты… — наконец выдыхает он и садится в кровати, не отпуская моей руки. Устало потирает глаза и зевает. — Лучше бы это было сном.
Я чувствую, что краснею. Щеки начинают гореть, дыхание перехватывает, когда я понимаю, что сижу рядом с малознакомым мужчиной в его комнате. За подобное меня бы выпороли жрецы, ведь появляться одной в покоях мужчин нашего клана строжайше запрещено. То же касается и их. Только в компании, только по приглашению и не в ночное время. Пока узы брака не свяжут женщину и мужчину, они не смогут ступать в храмы спокойствия друг друга.
Не знаю, какие законы и правила действуют в этом мире, но раз человек не прогоняет меня, то эти смущение и страх останутся только со мной.
— Я ведь даже не знаю твоего имени, — продолжает мужчина, наконец, догадавшись отпустить мою руку. Облизнув сухие губы, он указывает на себя пальцем и добавляет серьезным спокойным голосом: — Джон.
Джон… Слово ласкает слух, но пока я не понимаю, что оно значит.
— Джон, — повторяет человек, а затем указывает на меня: — А ты?..
Меня осеняет понимание — он спрашивает мое имя. Он уже доверил мне свое, но я колеблюсь и не спешу поступать подобным образом.
Джон смотрит на меня, ожидая ответа; смотрит с какой-то смесью жалости и любопытства. И я вдруг понимаю, что не могу отвести взгляд от его внимательных глаз. Слово вылетает само собой:
— Наари…
Воцаряется тишина — такая, что я даже слышу, как бежит кровь по венам и стучит сердце в его груди. Одно долгое мгновение — и его лицо озаряет улыбка.
— Приятно познакомиться, Наари.
Мужчина протягивает мне руку, и это вызывает странный трепет внутри — будто после прикосновения лапок бабочки к лицу. Я хочу коснуться его руки, забрать то тепло, что ощущается на таком коротком расстоянии. Неуверенно тянусь дрожащими пальцами, сердце гулко бьется в груди, и… И я неожиданно упускаю шанс согреться — громкий звук, похожий на трель жаворонка, раздается в тиши, вынуждая вздрогнуть и меня и Джона.
Он резко убирает руку, от чего внутри с неимоверной скоростью образуется пустота. Взволнованный шепот срывается с его губ:
— И куда же теперь тебя деть, Наари?..
Глава 8. Родственники: один, два... три?
Джон
Долгий настойчивый звонок в дверь смахивает остатки сна, после чего испаряется все тепло, успевшее медом растечься в груди. Как бы сильно ни хотелось продолжить этот чарующий непонятный разговор, я все же вскакиваю с кровати и, оставляя позади немало шокированную происходящим девушку, следом за Бонни мчусь в коридор. Маленькая негодница — я уверен, что это она, — продолжает жать на кнопку.
— Дядя! — звонкий девичий голосок нападает на меня раньше, чем Мэй успевает с разбегу оттолкнуться от пола, а я — поймать ее. — А мама сказала, что ты глухая тетеря.
На светлом лице с румяными щечками блистает улыбка, которую невозможно проигнорировать. Мягкие объятия Мэй возвращают тепло, но уже иное — живительное и уютное.
— Конечно, глухарь, — ворча, Валери заталкивает в квартиру два чемодана и захлопывает дверь. В ее медовых глазах вспыхивают искорки злости, она откидывает со лба каштановую прядь волос и, уперев руки в бока, впивается в меня самым что ни на есть невыносимым взглядом — суровым взглядом отца. — Не только звонок в дверь игнорирует, но и на телефон не отвечает. Ты что, мертв со вчерашнего вечера?
— Ждал, когда ты оживишь меня, ворчунья, — опускаю Мэй и резко, так, чтобы не было шанса увернуться, целую Валери в нос. Всегда работает — она замирает, почти не дыша, вспыхивает от неожиданности и невинно хлопает ресницами, чем сразу напоминает свою непоседливую восьмилетнюю дочку. — Прости, была трудная ночь.
— Бонни! — Мэй проворно набрасывается на подпрыгивающую от радости собаку. Той хоть бы что — она всегда рада оказаться в удушающих объятиях мелкой, но и сама выражает не меньше любви.
— Погоня? Или засада? — серьезно спрашивает Валери, слишком быстро напустив на себя ледяную чопорность.
Если бы… Я предпочел бы сидеть в засаде долгие шесть часов, чем снова пережить сегодняшнюю ночь.
Но эта мысль остается при мне.
— Вынужден был помочь потеряшке.
— Чего? — одна темная бровь Валери взлетает вверх, и она изящным движением заправляет за ухо прядь, что означает лишь одно — от допроса мне далеко не убежать. Даже если получится на какое-то время скрыться.
— Дядя, а кто эта тетенька? — шепчет Мэй, подергивая меня за штанину.
Ну вот. Все внимание сестры теперь направлено на наблюдающую за нами Наари. Она выглядывает из-за арки, не решаясь ни спрятаться, ни выйти к нам.
— Это твоя «трудная ночь»? — в спокойном голосе Валери проскальзывают нотки недовольства. — Джон… Мог предупредить, что будешь не один.
— Все не так, — прихватив чемоданы, следую за дамами в гостиную. — О чем бы ты ни подумала — все не так.
Я замечаю, как цепкий взгляд сестры скользит по Наари, чувствующей себя, похоже, вполне расслабленно. Но и она при этом не упускает возможности рассмотреть Валери и прячущуюся за ее спиной коротышку Мэй.
— Не терпится узнать подробности, — усмехается сестра, кидая на меня быстрый взгляд.
Ответить не успеваю — бедро неожиданно пронзает вибрация телефона. Ранний звонок и не от Валери — плохой знак.
— Подождите минутку, — прошу, прежде чем принять вызов.
— Как приятно знать, что он у тебя работает… — Этот звонок оказался для сестры отличной возможностью разнюхать все самой — она тут же подходит к моей амазонке и протягивает ей руку. — Валери. А вы, мисс?.. Надеюсь, мой брат был с вами обходителен, а то порой он тот еще зануда…
