Я осторожно его отталкиваю, сохраняя на лице дежурную дружелюбную улыбку.
— Спасибо тебе за воду. С твоей стороны это было очень мило. — А когда это не вызывает никакой ответной реакции, я отдаляюсь от него еще на один шаг. — Итак, ты говоришь по-английски?
Он поднимает свою голову, изучающе смотрит на меня, а потом уходит. Я потираю руки, с облегчением глядя, как он удаляется. Мы были уже на волоске, чтобы теперь взять и просто успокоится, к тому же он чересчур непредсказуем. Вот бы он что-нибудь сказал. Все, что угодно. Это сразу сняло бы хоть немного непонятности и неопределенности, однако он хранит полное молчание.
На моих глазах дракон-мужчина подходит к большой кастрюле и засовывает в нее руку. Зачерпнув полную ладонь сгустившегося рагу, он поворачивается и предлагая его мне.
О господи. Фээ… Полагаю, мисок у нас нет. Я протягиваю свои руки.
Он не обращает на них внимание и, подойдя, поднимает руку к моему лицу. Понятно, что он не намерен передавать мне еду. Здорово. Наверное, драконы кормят своих пар из собственных рук? Или типа того? Я пытаюсь взять кусочек мяса, но когда он, издав низкий, грудной рык, снова подталкивает руку к моему лицу, я решаю, что это не стоит того, чтобы рискнуть шкурой, и наклоняюсь к ней.
Пожалуй, это самая странная трапеза в моей жизни. Я осторожно откусываю один из больших кусков, но я умираю с голоду, а рагу безумно вкусное, даже несмотря на то, что оно уже остыло. Вскоре я забываю, что ем из руки незнакомца и держусь за его запястье, пока ем, с жадностью поглощая еду. После того, как она заканчивается, я по-прежнему голодна, и мне приходится изо всех сил сопротивляться желанию слизать жир с его пальцев.
Пока он наблюдает за мной, его глаза сверкают сияющим золотом. Закончив, я отступаю на шаг назад, и от смущения из-за того, что я только что вытворяла, у меня горят щеки. Это было очень… странно. Еще более странно то, что, предложи он мне еще одну горсть, я с радостью приняла бы и ее.
Но он этого не делает. Вместо этого он подается вперед, по направлению ко мне, и, прежде чем я осознаю, что он делает, он своими губами прижимается к моим.
Вернее, он своим лицом прижимается к моему. На поцелуй это вообще не похоже, даже отдаленно. В полном недоумении я стою, не двигаясь, тогда как он нижней частью своего лица трется о мое. Чем это он занимается?
Вдруг он издает тихий, гортанный рык, однако звук не кажется озлобленным. Скорее низким… и довольным. Схватив меня за плечи, он меня разворачивает и подталкивает вперед. Я хватаюсь за край ванны, чтобы не упасть, и как только я это делаю, он дергает за пояс моих полу разорванных джинсов и разрывает их полностью.
Боже мой. Я знаю, к чему все идет.
Прикусив щеку изнутри, я стою, не двигаясь, зажмурив глаза. Страх и отвращение затмевают мой разум. Этот дракон хочет заняться сексом — и мне не следует удивляться. Клаудия говорила, что ее дракон мечтал заполучить пару. Вот этот, похоже, ничем не отличается.
Проблема в том, что пара мне вообще не нужна.
Я ненавижу секс. Ненавижу, когда ко мне прикасаются. Ненавижу все это и должна поблагодарить за это Тейта.
Но даже Тейт себя так не вел. С Тейтом я знала, во что ввязываюсь. Каждый раз это было моим личным решением. Я была той, кто шла в казармы и продавала себя. По крайней мере, та часть была в моей власти. А эта?
Я вообще ничего не контролирую. В этом деле у меня нет права голоса. Он возьмет меня, хочу я того или нет.
А ведь у меня сломана рука, ушиблены ребра и рана на боку, которая болит, и, несмотря на это, он тянет меня назад и ставит в нужное положение мои бедра. Этот парень дракон. Он выше меня, мускулистый и невероятно сильный. Он держит меня здесь в плену. Попытайся я от него отбиваться, это стало бы моим смертным приговором.
Поэтому я не стану сопротивляться. Я хочу остаться в живых.
Но все равно я не могу сдержать слез, которые стекают по моим щекам. Просто потерпи, пока все не закончится, напоминаю я себе. Ты можешь отправиться в свой райский уголок и на некоторое время отключиться. Это не будет длиться вечно, потому что только так ты сможешь выжить.
Я чувствую, как он своим членом — толстым, жестким и горячим — трется о складку моей задницы. Это захватническое прикосновение разрушает всякую надежду мне попасть в мой райский уголок. Я не могу. Мне сейчас слишком страшно. Я задыхаюсь, судорожно всхлипывая, не в силах сдержаться.
Дракон у меня за спиной замирает.
Я холодею, задержав дыхание. Я до смерти боюсь, что своим плачем каким-то образом умудрилась взбесить его. Тейт получал от слез настоящее удовольствие, но вдруг этот парень — этот дракон — сочтет это оскорблением? Пора мне это прекращать. Шмыгая носом, я трусь лицом о рукав, пытаясь успокоиться, но тогда из моего горла вырывается икота, и я уже реву не переставая.
Даже после всех этих лет в «После», когда я делала все, что угодно, дабы только выжить, даже для меня существуют пределы моих возможностей. До сих пор я чувствую себя такой маленькой, уязвимой и незащищенной, и я ненавижу это так же сильно, как ненавижу его прикосновения.
Мое унижение еще больше усиливается, когда я чувствую, как он позади меня падает на колени. Он хватает меня за задницу и, зарывшись лицом между моих бедер, делает глубокий вдох.
Боже мой…
Потом он встает на ноги. Руки касаются моих плеч. Они нереально горячие, такие же горячие, как и остальная кожа этого мужчины-дракона, и он помогает мне выпрямиться в полный рост и поворачивает к себе лицом. Я съеживаюсь, ожидая самого худшего.
Судя по выражению его лица, он не в гневе, а в полном замешательстве. Его глаза переключаются в черный цвет, и, поднеся руку к моей щеке, он нежными пальцами вытирает мои слезы. Он изучает влажность на своей ладони, потом с любопытством разглядывая меня, подносит ее к губам, чтобы попробовать на вкус.
— Прости, — всхлипываю я, шмыгая носом. — Просто… мне так страшно. Я знаю, чего ты хочешь, и клянусь, что постараюсь быть посговорчивей, но я еще не готова. Мне нужно чуть больше времени, понимаешь?
ДАХ
Из глаз этой человеческой женщины снова течет. Теперь я знаю, что это значит, потому что сопровождается запахом ее страха.
Она боится. Она боится моих прикосновений.
Я понюхал ее влагалище, и в ее теле нет и намека на желание. Прикоснись я к ней, все произошло бы не потому, что она этого хотела. А потому, что она была бы слишком напугана, чтобы сказать «нет».
Не понимаю. Мне казалось, что я подал человеческий сигнал спаривании. Я прижался лицом к ее лицу, и она согласилась. Почему тогда она отказывается спариваться? Я что, по-прежнему продолжаю делать что-то не так?
Ее глаза текут еще больше, и выглядит она такой грустной. Как больно это видеть. Как больно думать, что она меня боится, когда я мечтаю только о том, чтобы ей угодить. Я ласкаю ее нежную щечку и гадаю, что именно мне нужно сделать, чтобы она радовалась моим прикосновениям. Мой член отчаянно болит, и от желания дать ей свой яд у меня горят клыки, но я не стану силой принуждать ее мне подчиняться. Большая разница между битвой спаривания и без особых церемоний овладеть самкой без ее согласия. Пойти на такое просто омерзительно.
Женщина что-то говорит своим мелодичным голосом, и она кажется печальной. В полном расстройстве я снова глажу ее по щеке. Будь у нас ментальная связь, устанавливающейся между спарившейся парой, она понимала бы меня, а я ее. Но пока мы не спарились и я не передал ей свои огни, мы друг другу чужие. И до тех пор, пока ее запах пропитан страхом, она никогда не ответит мне взаимностью.
Люди… сложные.
«Избавься от нее, — шепчут вороны, снова проникшие в мой разум. — В человеческом улье есть еще самки. Возьми кого-нибудь из них. А вот эту раздери своими когтями».
Я рычу на них, потому что сама мысль об этом меня жутко злит. Я бы никогда не причинил ей зла. Эту самку я сам выбрал. Другую я не хочу.
