— Усаживаемся по одному. Запрещено переговариваться, обмениваться записками, задавать больше трех вопросов сопровождающим. Всем все ясно? Отлично. Забираемся, времени у нас не так много.
По всей видимости о подставе вейры Глок подозревала только я одна, остальные девушки переглядывались с затаенными улыбками, словно их собирались развозить по принцам. Я тайком, затерявшись в суматохе, перепрятала склянку с газом в лиф, хотя для этого его пришлось расстегнуть. Но руки мне могли понадобиться свободные, да и не могу я вечно держать одну руку в складках платья. Это слишком подозрительно.
— Куда мы едем? — спросила я у одной из сопровождающих, но девица в темном не соизволила даже обернуться.
— Нам ведь разрешили задать три вопроса, — напомнила я.
— Верно, — буркнула прислужница, даже не обернувшись. — Но никто не сказал, что я на них отвечу.
Я с беспокойством обернулась к остальных девушкам и поймала на бледных лицах ответную настороженность. Что бы им ни наговорили, но хамство прислуги их напугало.
— Нам сказали, что мы переезжаем в пансионат в Ликве, там более комфортные условия проживания и в каждой комнате есть личная ванная! — выкрикнула одна из девушек, на редкость некрасивая, с рыжеватой копной волос. — Я из клана Фастолле в Сопределье, мои родители…
— Твои родители тебя продали.
Прислужница, наконец, обернулась и я увидела, что ее глаза холодны, как лед.
Она сжала в руке маленький светящийся шар, и мой разум заволокло туманом. Словно в полусне я все еще видела повозку, спящих девушек, озабоченную Глок, и в то же время, не могла пошевелиться. Было тяжело даже голову повернуть.
В себя я пришла в огромной зале, напоминающей стадион в миниатюре. Я полулежала в крупном бархатном кресле, а в соседнем кресле дрыхла та самая рыжая девчонка из клана Фастолле. Мы граничили с их кланом землями, но до нас даже слуха не долетало, что в их клане есть Пустая.
С трудом приподнявшись, огляделась. Привезенные со мной девушки находились в центре выхваченного магическим светом круга, еще мирно посапывающие в креслах, а за кругом поднимались комфортабельные ложи, словно в опере. Затканные нежнейшим вишневым бархатом занавеси, мягкие кресла, резные загородки, отделяющие одно место от другого. Мягкий полумрак. И мы — облитые безжалостным светом.
Но что гораздо хуже, все эти места были заняты драконирами в масках. Молодые, старые, среднего возраста, самодовольные и не очень, разряженные и одетые весьма скромно, если черный паучий шелк можно назвать скромным. Я-то разбиралась, отец купил как-то для сестренки семь локтей такого же только синего, чтобы та составила партию повыше. Уж как ты не богат, а все одно — барон.
— Лот семь. Потоки искалечены, магия перекрыта, потенциал… А вот это, вейры, очень интересно! Потенциал почти пятьдесят единиц! Удивительная сила у Пустой, стартовая цена в десять золотых слитков.
Только сейчас я заметила, что круг магического света сместился на несчастную рыжулю из семьи Фастолле, которая сладко дрыхла и не подозревала, что ее с минуты на минуту продадут. Как ни странно, мне это сыграло на руку. Оставленная в полумраке, я никому не была заметна.
— Двенадцать слитков! — выкрикнули из лож.
— Семнадцать!
— А, ифрит с тобой, мерзавец, двадцать даю!
Между креслами ходил немолодой драконир, что-то делая с Пустыми и называя их потенциал, а иногда, по требованию дракониров из лож, называя другие характеристики. Довольно унизительные. Размер груди или щиколотки. Пересылал в ложу увеличенный магснимок кисти руки, один раз поднял на Пустой платье, чтобы показать ноги до колен.
Меня он обходил пока стороной, но в груди снова родилось то странное пугающее чувство, которому не было название. Не страх, не горечь, не боль.
Это был гнев. Чистый первородный гнев, горячий и всепожирающий, как пламя. Ярость. Ненависть. Так вот куда пропадали Пустые из дурацкого монастыря. Конечно, Калахне больше не видела своей подруги, ее подруга жила в доме какого-нибудь драконира, который использовал ее, как колодец, до краев полный магии.
К тому моменту, как старый вейр добрался до меня, я сидела, выпрямившись в смычок, и яростно смотрела ему в лицо. Им всем — в лицо.
— Вы проснулись… — с удивлением увидела, как он смутился.
Наверное, привык иметь дело с бессловесными спящими девицами. Мне очень хотелось отвесить ему пощечину, но он был и впрямь совсем дряхлый, а на подкорке еще сидел стереотип, что старших надо уважать. Дед заморгал и неуверенно застегнул на моем запястье браслет из странных камней, и тут же выпрямился в шоке:
— Восемьдесят процентов! Какая редкость! Стартовая…
— Двести слитков.
Мягкий обволакивающий голос, который я узнала бы даже с закрытыми глазами, раздался из центральной ложи. Я автоматически вскинула взгляд, до рези вглядываясь в полутьму. Он.
Черная полумаска, идеальный греческий профиль, мягкая, взятая под стальной контроль динамика экономных движений. Затаенная смешинка в углу крепко сжатых губ.
На меня из бархатного мрака центральной ложи смотрел отвратительный Анвар Фалаш.
— Двести пять, — ввинтился в голову чей-то резкий голос. — И еще десять сверху, если покажете ножки. Эта Пустая не такая страшная, как остальные.
— Только протяни руку, — предупредила я побледневшего дедка-распорядителя. — Откушу по локоть.
— Триста.
В зале наступила тишина, сравнимая разве что с могильной. В страшной тиши раздалось фатальное:
— Продана.
Во всеобщем молчании мое кресло вдруг крутанулось, словно само собой, и буквально провалилось внутрь пола. Я даже испугаться не успела, как меня приземлило в каком-то полуподвальном помещении, на удивлении стильно и дорого обставленном. Мелкие окошки ютились под самым потолком, но деревянные панели стен были из редкого дерева Мирн, растущего только у нас, на юге империи, мраморный пол с золотыми прожилками и дорогими магическими светильниками в углах и нишах.
Ко мне неспешно подошла вейра Глок, похожая в своем голубом платье, на волну и сказочную фею одновременно.
— О, ты успела проснуться? — сказала она с улыбкой. — Приятно знать, что я не растеряла навыков и дала тебе вдохнуть сонного зелья меньше, чем остальным. — Надеюсь, ты успела оценить перспективы будущей жизни.
Вместе ответа я просто бросилась на нее дикой кошкой, вцепившись в стильные рукава-фонарики. Северные дворовые девчонки не дают себя в обиду, и вся злость, вся ярость, направленная на семью, на Анвара, на мать, которая могла бы мне помочь, но отвернулась, выплеснулась из меня ненавистью к Глок. Та от неожиданности отступила и тут же повалилась на пол, как подпиленное дерево, а я насела сверху, осыпая ту мелкими яростными ударами.
Стащил с вейры Глок меня тот самый старый вейр, зарабатывающий на жизнь живым товаром. Он оказался на редкость сильным, и легко поднял меня, усадив обратно в кресло.
— Незачем унижать свое достоинство разборками с подозрительными веями, — укоризненно выговаривал он мне, поправляя складки и галуны на подоле моего платья. — Достаточно было позвать охрану или меня. У меня достаточно магии, чтобы защитить своих девочек. А эту… Вон отсюда!
Он обернулся к вейре Глок, но… Никакой вейры Глок там не было. Вместо нее на полу возилась на редкость неприятного вида старуха с расквашенным носом и в голубом платье. Вот только это было платье Глок.
— Отдай, отдай мне! — взвыла старуха и кинулась на меня, выдирая из пальцев какую-то безделушку.
Кажется браслет, который я ненароком сорвала с ее руки. Совсем простенький и тонкий, который она тут же приложила на тощее запястье. Зашептала над ними, забормотала какую-то абракадабру. К ней осторожно с двух сторон заходили стражники-драдеры, видимо, опасаясь бешеной бабки. Кто знает, что она колдует?
Но я догадывалась что. Свою волшебную красоту она колдует обратно. Эта старуха и была вейрой Глок, и ее уделом, как у любой Пустой, были ранняя старость, уродство и отсутствие магии.
