Последнюю фразу Тось выдохнул уже со злостью, почувствовав, что оправдывается, и замолчал. Хотя рассказать мог бы еще многое. Например, о том, что всю жизнь думал, что его никто не любит и никогда не полюбит, а Мира своим поступком дала понять, что это не так. А когда понимаешь, что был на земле человек, который дорожил тобой настолько, что жизнь отдал, то…. В общем, такие чувства рождаются в душе, что жить по-прежнему не получается. Но это было слишком уж личное, так что, наверное, и лучше, что разозлился и не рассказал.
Эльф выслушал внимательно и ни словом, ни взглядом не дал понять, что не верит услышанному.
— И как же ты теперь планируешь жить? — спокойно уточнил господин Амати, отхлебывая чай.
— Да так же, как и раньше, — криво усмехнулся Тось, покачивая кружку в ладони, — как вы заметили, более добрым я не стал. Более умным и терпеливым тоже. Одного дара лишился, зато второй при мне. Тоже, если приложу, мало не покажется. В общем, что есть, то и мое. Буду с этим что-то делать. Пока здесь жизнь помогу наладить, а там видно будет. Может, уеду куда….
Они немного помолчали.
— Ладно, что мы все обо мне, да обо мне, — сказал Тось, вставая, чтобы налить чайник и снова поставить его на огонь. — Вы-то как? Как вас угораздило в темного превратиться? Когда я вас в Тирту знал, мне казалось, более светлого эльфа и земля не носила!
— Издеваешься? — беззлобно усмехнулся тот. — Ладно, издевайся, бывший некромант!
— Так все-таки, что случилось-то? — Тось снова уселся напротив эльфа.
Лицо эльфа исказила злобная гримаса.
— Неужели ты не слышал, что я убил собственного брата? Что я перерезал ему горло и заставил захлебнуться в собственной крови, а потом бил и бил кинжалом ему в сердце, пока меня не оттащили? И что я ранил несколько человек, которые пытались меня связать?
— Я слышал, что суд вас оправдал, — осторожно сказал Тось. — Говорили, что вы были в состоянии аффекта.
— Врут! — господин Амати улыбнулся настолько злобной улыбкой, что у Тося мурашки по спине побежали. — Я отлично сознавал, что делаю! Более того, ни секунды не раскаивался в том, что сделал, и никогда не буду раскаиваться. Дара я, конечно же, лишился еще в день убийства, но о нем тоже не жалею.
— А о чем вы жалеете? — еще осторожнее спросил Тось.
После этого вопроса эльф вдруг как-то сразу поник.
— О чем жалею? О том, что не понял, что происходило с Мирой, — после долгого молчания со стоном произнес он. — Что ввязался в эту историю с твоим убийством. Что был настолько глуп и самонадеян, что присвоил себе право решать, что есть хорошо, а что плохо…. Жалею, что позволил Мире совершить этот безрассудный поступок, что не остановил, не удержал…. Что так поздно понял, что….
Господин Амати замолчал, не договорив, и Тось не стал расспрашивать дальше. Наверное, это тоже было слишком личное, чтобы произносить вслух.
Но на этот раз эльф сам долго молчать не стал.
— Тебе интересно, как я стал темным? — вдруг вперил он в Тося горящий кровавым огнем взгляд. — А почему бы мне и не стать темным, а? Некоторых темных женщины и богини любят куда больше некоторых светлых, да?? Что молчишь, отвечай! Не слышу!
В руках его неожиданно блеснул кинжал.
Тось к собственному удивлению не испугался. Раньше бы обязательно испугался, а сейчас нет. Наоборот, с веселой бесшабашной злостью наклонился вперед, ближе к руке, державшей кинжал.
— Хотите меня убить, да? Так убивайте, я вам только спасибо скажу! Как подумаю, сколько мне в ближайшие годы пахать придется, так хоть самому ложись и помирай! От чего сбежал, к тому и вернулся, будто и не было этих лет! Ну, давайте, режьте, чего ждете!
Эльф, словно опомнившись, посмотрел на свой кинжал, потом на Тося, и медленно положил оружие на стол.
— Вот так и живу, — скорее себе, чем Тосю, сказал он. — И что дальше делать, не знаю.
Бывший некромант с удивлением обнаружил, что где-то даже понимает своего гостя, и о ужас, сочувствует ему.
— А вы к темным эльфам обращаться не пробовали? Может, они что подскажут? — осторожно посоветовал Тось.
Сам он советов, помнится, не любил, и непрошенных советчиков не жаловал. Невольно ожидал того же и от эльфа. Он же темный теперь. Как и сам Тось раньше. Хотя, какой, к демонам, из него сейчас светлый?!
— Пробовал, — усмехнулся господин Амати. — Бесполезно. У них свои игры. Матриархат, жертвы богине. Мне там не место, — он немного помолчал, крутя в руках кружку. — Мне теперь вообще нет места. Домой вернуться не могу. У людей делать нечего. У темных тоже… не мое. Полгода болтаюсь, как дерьмо в проруби. Вот к тебе приехал. Потом не знаю, куда. Позволишь хоть ненадолго остаться?
Тось пожал плечами.
— Да оставайтесь! Вон, полдеревни домов свободных, выбирайте, какой понравится. Если с севом поможете, вообще благодарен буду!
Господин Амати шумно вдохнул и выдохнул.
— Ладно, если ты не против, то останусь! А теперь, с твоего позволения, я хотел бы отдохнуть. Всю ночь ехал, устал, как собака. Выделишь мне лавку в своем доме, пока я не выберу свой?
— Там куча свободных комнат и даже с лавками, — Тось махнул рукой на дверь, вставая — идемте, провожу! Только на разносолы не надейтесь, готовлю сам, как умею!
На это господин Амати усмехнулся и хотел что-то ответить, но в этот момент в окошко постучали.
— Кого там еще нелегкая принесла? — недовольно заворчал Тось. — Вчера же все обсудили, опять что-то непонятно? Ладно, пойду гляну, что там у них…
Эльф, к своему удивлению, тоже ощутил прилив интереса к тому, что происходит, и направился следом за ним.
На улице Тося ждали литераторы, одетые как самые обыкновенные крестьяне.
— Доброго утречка, Ваше Темнейшество! — широко улыбаясь, поприветствовал его прозаик. — А у нас для вас сюрприз! Гляньте, кто к нам с обозом пожаловал!
Он сделал шаг в сторону, и за его спиной обнаружилась смущенно комкающая в руках платочек Цинька. Та самая Цинька, которую он благополучно отпустил в деревню после того, как продал свой «замок» в Черных Ключах. Еще и денег дал, помнится. Так что обижаться ей вроде не на что. Или есть?
— Ну, здравствуй, подруга, — сказал он, разглядывая свою бывшую служанку. Выглядела девка явно не очень, похудела, побледнела. Не кормили они там ее, что ли? — Ты какими судьбами здесь?
На эти слова, к огромному удивлению Тося, Цинька вдруг с воплем повалилась на колени и запричитала:
— Господин Тось, не гоните, семерки ради! Век за вас богов молить стану! Рабой вашей назовусь, только не гоните!
Тось стремительно слетел с крыльца, схватил девку за плечи и поднял с колен.
— Что случилось? Говори, быстро!
Та залепетала, захлебываясь слезами:
— Когда вы уехали, я домой вернулась, как вы и велели. Сначала все нормально было. А потом про меня сплетни пошли. Стали говорить, что я вашей полюбовницей была, когда у вас жила! Меня теперь все падшей считают, говорят, что я бесстыжая, гуляла, как хотела, а теперь честную из себя строю! Дядька Зборий меня из дома выгнал, говорит: пошла прочь, пропащая! Я всю зиму в нашем старом домике жила, что от родителей остался. За дровами в лес сама ходила, никто и хворостинкой не поделился. Еду, и ту мне продавали втридорога! А сейчас хоть на улицу не выходи, соседи пальцами тычут, бабы плюются, мужики гогочут, так и норовят ухватить! И деньги у меня кончились! Не гоните, господин Антосий, я что хотите для вас делать буду!
— Да чтоб вас!! — в сердцах выплюнул Тось.
И тут же захлопнул рот, увидев, как напряглись литераторы.
— Ладно, — выдохнул он через несколько мгновений и привлек к себе плачущую Циньку, обнимая. — Пусть живут, олухи! А ты не реви, останешься здесь, места хватит!
Цинька, всхлипнув, вдруг обхватила его за шею и поцеловала в обе щеки.
— Храни вас боги, господин Антосий! Храни вас боги! Я всегда знала, что вы добрый!!
И, смутившись, тут же отскочила от него и бочком, пряча глаза, но, тем не менее, уверенно, почти по-хозяйски, прошмыгнула мимо эльфа в дом.
