В этот момент Аластар предостерегающе заржал. И она увидела, как по земле тонкими змейками расползается туман.
«Мы с тобой, — прозвучал в ушах голос Коннора. — Заверши круг».
Она достала свой кинжал, направила острием на север. Первая свеча загорелась.
— Надеешься меня остановить? — усмехнулся Кэвон. — Являешься сюда, где правлю я, и упражняешься в своей жалкой белой магии.
— Ты здесь не правишь!
Зажглась вторая свеча.
— Смотри! — Он высоко воздел руки. Камень на его шее вспыхнул зловещим ослепительным светом. — Знай же.
Что-то переменилось. Она силилась завершить ритуал, но земля под ногами опрокинулась. Воздух вокруг нее завертелся — и вертелся до тех пор, пока у нее не закружилась голова. Загорелась третья свеча, но Айона упала на колени, пытаясь перебороть ужасающее ощущение падения со скалы.
Плющ отпрянул от развалин, и камень за камнем начали расти стены.
Ночь опустилась подобно черному занавесу.
— Мой мир. Мое время. — От него словно поднимались тени. Камень пульсировал — темное сердце поверх его собственного. — И ты тоже моя.
— Я не твоя! — Она с усилием поднялась на ноги и положила руку на бок Аластару. Тот уже пятился. — Я принадлежу Сорке!
— А… Она желала мне конца, а нашла свой. И теперь она спит во тьме. А я в этой тьме живу! Отдай мне то, чем владеешь, что тебе доверено, вместе со всем, что оно от тебя требует и что у тебя забирает. Отдай мне энергию, от которой ты заболеваешь. Не то я заберу ее сам, а заодно и твою душу.
Айона зажгла последнюю свечу. Подумала: если они сумеют, то обязательно придут. Но в ушах стоял такой шум, что она их не слышала, а омерзительная вонь, распространяемая туманом, мешала почуять их.
Не отступать. И ни за что не сдаваться!
Она обнажила меч.
— Ты чего-то хочешь? Так иди и возьми.
Он засмеялся, и восторг озарил его лицо зловещей красотой.
— Меч меня не остановит.
— В твоих жилах течет кровь, так что давай проверим! — Она направила энергию в клинок, и тот вспыхнул. — Клянусь, ты сгоришь!
Он взмахнул рукой и с расстояния в фут отшвырнул ее назад и бросил наземь. Оглушенная, она попробовала встать. Аластар снова попятился и бешено заржал, брыкаясь копытами.
Лицо Кэвона исказила боль и изумление. Он сгорбился, опустился на четыре конечности и оборотился волком.
Зверь прыгнул на Аластара и выдрал клок из его бока.
— Нет! — Айона быстрее молнии вскочила на ноги и ринулась в атаку.
Ее меч засвистел в воздухе, но волк уклонился от удара и бросился на нее с такой силой, что ее швырнуло назад и протащило на спине, в то время как клинок отскочил куда-то в сторону.
Над ней стоял волк, оскалив зубы. И внезапно снова стал человеком.
— Его я обращу в пепел, — пригрозил Кэвон. — Лучше придержи его, не то я его подожгу.
— Стой, Аластар! Не надо!
Конь повиновался, но она чувствовала, как в нем бушует ярость. И еще она чувствовала, как ее амулет вибрирует где-то между нею и ее врагом.
Его взгляд опустился к амулету; губы растянулись в оскале.
Потом он опять улыбнулся ей, устрашающе глядя прямо в глаза.
— Сорка предала меня с поцелуем. Я же с поцелуем заберу то, чем ты владеешь.
— От меня ты ничего не добьешься!
— Еще как добьюсь.
Ее пронзила нечеловеческая боль. Она кричала и не могла остановиться. Перед глазами все стало красным, как будто запылал мировой пожар. В унисон ей закричал Аластар. Мысленно она приказала ему: «Беги. Беги! Беги!» Если не суждено спастись самой, пускай спасется хотя бы конь.
Но главное — ни за что не сдаваться. Свет не должен уступить тьме. Никогда!
— Один поцелуй. Стоит только дать мне один поцелуй — и боль уйдет. Тяжесть спадет.
Где-то в глубине обезумевшего сознания вдруг зародилась уверенность: ему не получить то, чем она наделена. Он может убить ее, но забрать ее естество не в его силах. Она может только сама ему уступить.
Но вместо этого она пошарила дрожащей рукой и нащупала свой атам.
Из глаз лились слезы, остановить их она не могла, но между стонами и рыданиями сумела выдавить одно слово:
— Получай!
И вонзила нож ему в бок.
Он взревел — больше от бешенства, чем от боли, и подпрыгнул, схватив ее за горло и на фут оторвав от земли.
— Ты ничто! Бледное и слабое человеческое отродье. Я вышибу из тебя жизнь, а вместе с ней и всю твою силу.
Она брыкалась, пыталась вызвать огонь, ветер, наводнение, но в глазах у нее потемнело, а в легких стало нестерпимо горячо.
До слуха донесся новый рык, и она полетела на землю с такой силой, что словно встряхнулась, и взор прояснился.
Она увидела, как Бойл, охваченный праведным гневом, кулаками колотит Кэвона по лицу.
С каждым ударом навстречу вырывался язык пламени.
— Прекрати. — Она с трудом прохрипела нечто похожее на это слово, а у Бойла руки уже были в огне.
Ей удалось подняться на колени. Она шаталась, силясь найти центр тяжести.
Противник вновь поменял обличье. Волк увернулся от ударов Бойла и изготовился к прыжку.
На поляну выскочил пес, он рычал и клацал зубами. Камнем упали вниз ястребы и вцепились когтями в шкуру зверя.
Чья-то рука обхватила ее за талию и поставила на ноги. Ее взяли за руки.
— Сможешь сделать? — прокричала Брэнна.
— Да. — Даже от этого короткого слова ее по горлу будто полоснули осколками стекла.
Туман густел. Или это помутился ее взор? Теперь она могла видеть только смутные фигуры и вспышки огня.
— Нас трое здесь, и мы опять едины, мы Смуглой Ведьмы верные потомки, втроем мы составляем естество, которого никто не одолеет. Покуда самый длинный день не кончен — все силы света на борьбу скликаем, на бой со тьмою и со злом вселенским. И в этот час на сей земле священной рука в руке объединяем волю. Весь род сейчас на помощь призываем, огонь к огню и к крови кровь — вот сила, способная сразиться с черным зверем. Пусть с нами сила предков воссияет! Мы так велим. Да будет так!
Ослепительный свет, обжигающий жар — и ветер, закрутивший все вокруг в бешеный вихрь.
— Еще! — крикнула Брэнна.
Три раза по три. Айона выкрикивала слова заклинания, держась за руки с братом и сестрой, и чувствовала, что огонь — это она. Что она соткана из этого жара и пламени, а еще — из холодной, очень холодной ярости, пылавшей в самой сердцевине этого огненного вихря.
Она еще не успела закончить, а туман уже растаял. Она увидела кровь, дым и на границе круга — не внутри него — Фина и Миру с обнаженными мечами. И Бойла, мертвенно бледного, упавшего на колени, с обожжеными до волдырей и мяса руками.