и Заку, и зажмурился от ужаса. Он понял, что с ним произошло, но до конца не хотел верить. Однако, прокручивая всё это раз за разом, осознал: магия брата перестала действовать — Гинтар вновь становился неуравновешенным.
Это было страшно. Он помнил, какие ужасы творил в своей семье. И надо же было разрушить столь сильную защиту брата одним лишь страхом и гневом. Думая об этом, Гинтар не понял, как уснул от усталости и морального истощения.
Ему ничего не снилось, лишь раз за разом он видел лица: опустошенное лицо Валанди, испуганное — Каи и взволнованное — Закнеыла. Но спал он чутко, ведь в его руках было дорогое ему сокровище, которое он очень боялся упустить.
На утро Валанди наконец очнулась. Она проснулась от нового кошмара. Осторожно выбралась из объятий Гинтара, тихо нашла свою сумку, и чтобы никого не будить, устроилась на краю лагеря, завернувшись обратно в плащ Гина. Ей было стыдно, ей было больно, она не знала, как будет смотреть в глаза окружающим, и хотела сбежать, просто исчезнуть, но не смела даже пошевелиться. Почему ее сознание не может заблокировать эти воспоминания, как и в детстве? Она невидящим взглядом смотрела в точку перед собой и пыталась уложить кашу в голове, от чего ей становилось только хуже.
Поняв, что его руки больше ничего не удерживают, Гинтар вскочил и огляделся в испуге. Нет, всё хорошо, Валанди рядом… Но как от него далеко. Туманный поторопился сократить это расстояние. Он сел рядом с ней, сбоку, обнял так крепко, как только мог и, не говоря ни слова, поцеловал в висок, извиняясь взглядом, прикосновениями… Кая виновата? Закнеыл виноват? Он сам виноват. Нужно было настаивать, чтобы солнечная осталась ещё в том лагере. Он также виноват, что подверг всех опасности со своей магией.
— Валанди, — тихо, с безграничной нежностью нашептал ей на ухо. — Я не уследил. Прости.
Она никак не отреагировала, погруженная глубоко в свои мысли, она даже не заметила, что он сел рядом. Гинтару ничего не оставалось, кроме как тихо сидеть рядом и крепко обнимать свою солнечную.
Спустя несколько минут в небе появилась бумажная птичка и стремительно спускалась к ним. Гин нахмурился, решив, что это очередное письмо из дома, но… Так скоро? Он вытянул одну руку, не желая выпускать Валанди до конца, чтобы поймать птицу, однако та ловко увернулась и, ударившись о золотую макушку, упала рядом.
Взгляд Валанди прояснился, и она вытянула руку, подбирая бумагу. Тогда она и почувствовала на себе сильные, но нежные руки Гинтара. Она с благодарностью прижалась к нему и развернула письмо, чтобы он тоже мог прочесть:
«Дорогая малышка, прости, что пришла так поздно. Мне нет оправдания. Надеюсь, что тот приятный туманный эльф сейчас рядом с тобой. Ты не одна в своем горе. Крепитесь. Твоя любящая сестрица Силейз».
Гинтар прочитал, но на это ничего не ответил. Он не обратил внимания на эти приятные слова о себе, не осознал, кто именно это писал. Какой смысл? Ведь уже всё произошло.
— Валанди, — вновь позвал эльф солнечную. — Я могу тебе хоть чем-нибудь помочь? — но всё же он сжал девичью руку с письмом и прижал к своему сердцу, неотрывно смотря в печальные глаза эльфийки.
Она ответила не сразу. Боясь поднять на него глаза и увидеть в них разочарование, Валанди открыла было рот, но закрыла обратно. Крепко сжав его руку, она слабым голосом промолвила:
— Я… отвратительна. От меня одни проблемы.
— Ты прекрасна! — не дав ей и последнего слова договорить, сказал Гинтар. Он коснулся ладонью её щеки и медленно повернул к себе. — Ты прекрасна, что бы с тобой ни случилось, — эльф с охотой, без тени презрения и отвращения потянулся к её губам, но остановился, спрашивая разрешения.
Несмело, будто прося прощения, что забирает слишком многое у него, она ответила на этот поцелуй. Но он ей был нужен, нужен Гинтар, весь целиком и только он. Даже то письмо от Силейз — единственного родного человека — не вызвало у нее никаких эмоций.
Гинтар целовал долго, словно доказывая свои слова, что ему было все равно. Но целовал невесомо, боясь сделать больно, пробудить воспоминания о вчерашнем кошмаре слишком резкими движениями.
— Ты никогда не будешь мне отвратительна, Валанди. А любой, кто посмеет коснуться тебя без твоего разрешения, умрёт. Но он никогда не изменит тебя для меня, ты веришь мне?
— Верю, Гин. Спасибо, — и впервые после случившегося она позволила слезам катиться из глаз. С ними уходила вся боль, принося облегчение.
— Поплачь, милая, поплачь, — прошептал Гинтар, крепко прижав к себе эльфийку.
— Валанди, — никто из них не обратил внимания на то, как проснулся третий эльф. Кая, придерживаясь за плечо, словно маясь и волнуясь перед разговором, неслышно подошла к паре и опустилась позади солнечной на колени, — прости. Если бы я не потеряла тебя из виду, этого не произошло. Я так виновата…
Валанди покачала головой из стороны в сторону, мол, не считала виноватой Каю, и сильнее прижалась к Гинтару, пряча лицо. Она сейчас не хотела, чтобы кто-то еще видел ее такой, такой слабой и сломленной.
А в это время к ним подошел еще один эльф. Зак положил руку на здоровое плечо оборотня и тихо промолвил:
— Оставь. Пусть они побудут одни, им это нужно сейчас, — и добавил, уже обращаясь к солнечной: — Валанди, мы все виноваты перед тобой. Прости, если сможешь.
Он развернулся и отошел, призывая Каю последовать за ним. Но солнечная не считала никого из них виноватым, она сама погналась за тем оленем в попытках доказать что-то себе и окружающим. Сама в это вляпалась, впрочем как и всегда. Только в этот раз ей не повезло выйти победителем. А с Заком… она еще поговорит. Ей есть, что сказать ему, что спросить. Только не сейчас, не сегодня.
Гинтар оглянулся, чтобы бросить виноватый взгляд на Каю, но лунная уже повернулась к нему спиной. Он извинится перед ней тоже. На коленях будет прощение вымаливать. И перед Заком. Но позже.
— Если есть желание, мой брат умеет стирать воспоминания. Мы всё равно сейчас пойдём к туманным. Но, если хочешь, можем заскочить в Сильверсан.
— Нет, не нужно, — ответила Валанди, имея в виду заход в Сильверсан.
А насчет воспоминаний она еще подумает. Скорее всего оставит их себе в наказание, чтобы больше не быть такой самоуверенной.
— А возвращать воспоминания он умеет? — вдруг спросила она, подумав, что хочет сама узнать, что же произошло в тот роковой день.
— Не
