— Что с тобой, Эля?! — удивленно проговорил Рома, подавая мне руку для того, чтобы я поднялась и села.
Маша с комичным выражением неописуемого ужаса на лице разглядывала меня, словно видела впервые. Я нервно огляделась, пытаясь понять, что же изменилось за прошедшее время, и ведь была же в 1881 году чуть больше двух месяцев.
К моему огромному удивлению заваленная разным барахлом комната Ромы нисколько не изменилась. Мои милые друзья сидели, также как и я, на тех же местах, что и два месяца назад. Просто фантастика, да и только. Хотя едва ли меня ожидали бы так долго. Пицца на журнальном столике все еще дымилась, словно ее недавно вытащили из микроволновки. На тарелке, стоящей передо мной, лежал недоеденный мною кусок, внушающий мне лишь отвращение своим подтекшим сыром, темно-красной прослойкой кетчупа и аккуратными ломтиками копченой колбасы, масляно блестевшей на свету, падавшим из огромного не зашторенного окна. Около тарелки с пиццей стоял мой недопитый стакан с полустершимися белыми ромашками на боку. Все было до боли знакомым, словно этих двух месяцев не было вовсе. У меня закружилась голова от волнений, которые я пережила за все последнее время.
— Ты ужасно выглядишь, — прервала затянувшееся молчание Машка. — Словно пробыла в прошлом не тридцать секунд, а намного больше.
Ее темные глаза пытливо вглядывались в мое лицо. Только теперь я заметила, что у подруги светло-карие глаза, цветом напоминающие глаза Баринского. От боли, пронзившей меня насквозь, я прикусила губу, стараясь не показывать эмоций своим друзьям.
"Только не при них… Не при них…" — шептал мне мой внутренний голос и я безоговорочно подчинилась ему.
Машка и Ромка никогда в жизни не должны узнать о том, что случилось со мной там, в прошлом. Это будет лишь только мой секрет. Слишком много личного произошло со мной в далеком позапрошлом веке, чтобы рассказывать еще кому-то, пусть даже и лучшим друзьям. Может быть, когда боль потери немного поутихнет и сердце перестанет болезненно сжиматься при мысли о Дэниэле, возможно тогда я поведаю своим друзьям о своих невероятных приключениях, об Сесиль, ее сестре, Перовском и прочих замечательных людях из далекого 1881 года.
— А меня не было всего тридцать секунд? — прохрипела я и закашлялась.
"Боже, какой чужой у меня голос" — мысленно ужаснулась я, морщась от того, что мой собственный голос резал слух.
— Да, — спокойно подтвердил Рома, тщательно скрывая волнение. — Тебя не было целых тридцать секунд, и мы с Машей начали порядком волноваться. Как я вижу не без оснований.
В этот момент на меня нахлынула волна благодарности и тепла, до боли хотелось обнять своих милых друзей и сказать о том, как я сильно скучала по ним в чуждой мне эпохе. Но я продолжала сидеть как изваяние. Непомерной была цена за путешествие во времени. Я окончательно и безвозвратно стала другой. На диване рядом с моим гениальным другом и лучшей подругой сидела уже не та беспечная, смешливая и эмоциональная Элька — душа компании и заводила. Я с горечью осознала, что теперь ко всему прибавилась еще одна забота — постараться быть такой, какой была я до этого путешествия во времени.
— Что с тобой случилось? — прервала мои мучительные размышления подруга.
Маша придвинулась ко мне вплотную и с особым интересом рассматривала мою мятую в зеленых пятнах травы блузку, джинсы в темных разводах и пыльные лодочки. В глубине души я прекрасно понимала, что за секунды я едва ли смогла так запачкаться.
— Судя по состоянию твоей одежды, в прошлом ты была явно не тридцать секунд, — задумчиво констатировал факт Ромка. — А намного дольше…
Я смущенно опустила глаза на жирный кусок пиццы и с повышенным интересом рассматривала ее начинку. Жутко хотелось уйти от ответа, побыть в одиночестве и как-то начать жить без Дэниэля. Но я не могла вот так вот просто встать с дивана и исчезнуть за порогом квартиры Ромы. Они — мои друзья и имеют некоторое право знать об этом перемещении.
— Рассказывай! — требовательно выпалила Машка, знакомым до боли движением правой руки откидывая со лба густые темные волосы.
— Нечего рассказывать, — уклончиво отозвалась я и, чтобы уйти от прямого ответа, протянула руку с зажатыми в ладони Часами Времени.
— Держи, Рома, и храни их как зеницу ока, — немного пафосно сказала, аккуратно передавая другу Часы.
— Все-таки ты согласна, что они работают? — лукаво заметил Рома, заговорщицки подмигивая мне.
— Не то слово как работают, — рассеянно обронила я, поправляя растрепавшиеся волосы.
На его лице было уже выражение несказанного облегчения. Да, Рома был безумно рад тому, что я благополучно вернулась назад, в наше время, и ничегошеньки не изменилось, словно я за эти секунды в ванную сходила, а не побывала в прошлом.
— Ну, вот видишь, — снисходительно улыбнулся мне мой друг. — Не думаю, что ты до сих пор сомневаешься.
За последнее время я так привыкла к высоким прическам, что теперь распущенные волосы ужасно мне мешали и постоянно лезли в лицо. Внезапно вспомнилась Мила, ее веселый и покладистый нрав. В этот момент я осознала, что скучаю за горничной Миллеров, а она так и осталась в позапрошлом веке. Я рассеянно наблюдала, как Рома спрятал в старый сервант Часы Времени и снова уселся рядом с нами на диван. Его выражение лица поменялось и окаменело.
— Сколько ты была по времени в 1881 году? — напрямую спросил друг неожиданно серьезным тоном, в его серых глазах мелькнуло неожиданно холодное выражение, такое знакомое, словно само Время глянуло на меня из глаз Ромки, но если учесть, что мой друг — избранный хранитель Часов, то тут все понятно.
— Два месяца, — робко ответила я.
— Сколько?! — ахнула Машка, зажимая от ужаса рот ладошкой и делая смешные круглые глаза.
— Ты же понимаешь то, что все произошедшее там с тобой нельзя рассказывать, — холодным чужим тоном прошептал Рома, а его светлые глаза стали пустыми глазницами.
Машка в этот момент тихо пискнула и полезла назад, прячась, за мою спину. Я настолько привыкла ко всяким проделкам бестелесной сущности, что даже бровью не повела и продолжала спокойно сидеть, выпрямив спину, словно на светском приеме.
— Понимаю, — прошептала я, чувствуя, как Машка с силой вжимается в мою спину.
— Как жаль, что ты не расскажешь — пролепетала моя неисправимая подруга. — Эля, скажи, что с Ромой?
