Сейчас я это понимаю, когда встретил тебя и познакомился с тобой. Но тогда мне казалось, что это ангел. Я слышал шёпот в своей голове. Ангел говорил мне, что я сильный и знаю, как выбраться оттуда. Я смогу. Ангел постоянно шептал мне вдохновляющие слова. Он подсказал мне, что я должен кусать самого себя, в моём теле есть кровь, она сильная и поможет мне. Я доверился этому шёпоту, и это, действительно, придало мне сил. Сначала я пытался разрушить верхнюю кладку кирпичей и выбить доски, но это было безрезультатно. Затем я начал разбирать колодец изнутри, и мне удалось добраться до земли. Я копал очень долго, пока не выбрался наружу. Не знаю, сколько прошло лет или месяцев, пока я сидел там, но, когда выбрался, деревня была пустой. Всё, что я нашёл это сгнившие куски плоти, разрушенную деревню и запах смерти. Я начал искать хоть какое-то питание и убил. Впервые за всю свою жизнь я убил по собственному выбору. Это был молодой парень, вампир. Я выпил его кровь полностью. Иссушил его и испугался, что теперь меня точно убьют. Мне пришлось вернуться в деревню и опознать всех, кто умер. В одном из трупов опознал отца, я просто знал, что это он. Я сжёг всё и сбежал оттуда, чтобы жить в постоянной ночи и в бегах от вас. Я был уверен, что это вы убили всех жителей в моей деревне и будете искать меня.
— Но о тебе никто не знал, Томáс. Я же видела записи отца. Я читала их, там не было упоминания, вообще, ни о тебе, ни о твоём отце.
— Знаю, я их тоже прочитал. У тебя довольно доступная библиотека, и в ней огромная информация про наш вид, — хмыкает он. — Поэтому я понял, что это был не он. К тому же я недосчитался трёх вампиров, живущих до этого с нами. Среди трупов не было их тел. Я думаю, что они убили отца и остальных, кто был не против насилия и жестокости.
Прикрываю от ужаса глаза. Я, действительно, никогда не спрашивала его о той боли, которую он пережил, а она была огромной. Насилие и рабство, его отец был, действительно, ублюдком. Но больше всего меня шокирует, что отец знал о них и никому ничего не сказал. Я уверена, что папа сохранил их тайну и вряд ли брал с них дань, это были даже не наши земли. Папа был честным правителем.
— Поэтому ты так ненавидишь нас? — шёпотом спрашиваю его.
— Я не испытываю к вам ненависти, Флорина. Я пережил своё прошлое и горевать о нём не вижу смысла. Не хочу стать снова чьим-то рабом, а я знаю, что если все будут в курсе о моём существовании, то вновь буду под гнётом правил и протоколов. Я не хочу такой жизни. Мне нравится то, как я живу сейчас. Мне не нужна власть. Мне не нужно это всё, что есть у тебя. Я выбрал свой путь, и он дарит мне надежду на то, что моя душа ещё не сгнила окончательно. Поэтому я прошу тебя никому не говорить обо мне. Я достаточно страдал и знаю, что это такое, когда тебя боятся. Меня боялись, поэтому наказывали, сделали рабом и животным, чтобы я не стал сильнее и не вырвался на свободу. Прошлое повторится, но больше я молчать не буду. Я стану драться, если меня захотят снова завербовать.
— Я никому не скажу о тебе, Томáс, — тихо заверяю его. — Никому. Ты не заслужил такого отношения. И тебе врали. Клянусь тебе, что мы не так жестоки, какими ты нас считаешь. Разве я жестока? Я убиваю направо и налево?
— Нет, ты не жестока. Ты прекрасна, Флорина. Ты добрая и искренняя, отзывчивая и ранимая. Но моё представление о вас было неверным, и я не хотел ничего знать о вас. Я бежал от вас и знаю, что ты не выдашь меня. Я знаю, поэтому и рассказал тебе про себя больше.
Я поднимаю руку из воды и касаюсь лица Томáса.
— Как же ты выжил? Как тебе удалось остаться таким порядочным?
— Я выбрал верный путь, Флорина. Я верю в свою душу, как и в души тех, кто меня окружает.
— То есть ты, действительно, веришь в Создателя?
— Да. Я верю. И я верю, что он приводит к нам тех, кому мы нужны, и кто нужен нам.
Я не знаю, как такое возможно, потому что никогда в жизни не чувствовала такого яркого шара внутри своей груди. Это именно похоже на шар, который всё сильнее раздувается, но кожа и рёбра мешают ему вырваться. И это происходит с болезненным удовольствием, когда я смотрю на Томáса, поливающего мою грудь тёплой водой из ладошки. Эти чувства, которые я сейчас испытываю, мне незнакомы, поэтому точно знаю, что это не воспоминания. Сейчас я не имитирую своё состояние. Значит, я, правда, чувствую. Я чувствую Томáса, и только когда нахожусь рядом с ним. И в этот момент в моей голове словно всё очищается, туман медленно рассеивается, открывая для меня правду, которую я не хотела видеть и слышать. Я не хотела её признавать. Томáс был во всём прав, сказав мне, что я умираю из-за чувства вины, оттого что всегда хотела начать всё заново, изменить правила дома Монтеану, стать кем-то большим, чем тринадцатым никчёмным ребёнком. Я хотела любить и доказать, что достойна любви. Я не смогла это сделать в прошлом, потому что даже любовь моей семьи ничего бы не изменила. Мне всё равно было бы мало. Мне нужен был один, только один вампир, который мог бы показать мне весь мир в своих глазах и вылечить мою душу.
— Ты готова очиститься, Флорина? Думаю, что время пришло, вода остывает, — произносит Томáс и тянется за губкой, лежащей на краю ванной.
— Да… да, — мой голос садится, и я прочищаю горло.
— Тогда я начну с рук, — Томáс дарит мне мягкую улыбку и берёт мою руку в свою. Он смачивает губку и проводит ей по моей ладони, а затем, наклоняясь, целует её.
Хмурюсь, не понимая смысла его поступка, но ничего не произношу.
Томáс проводит губкой по каждому из моих пальцев и каждый целует. Я дёргаю рукой и убираю её быстро под воду.
— Что-то не так? — хмурится он.
— Хм,
