— Печка прогрелась, — сообщает мне Азамат. — Давай-ка мыться и спать, если уж гулять ты меня не пускаешь.
В ванной жарко, как в парилке, я довольно долго просто лежу пластом, пытаясь привыкнуть к температуре, но прихожу к выводу, что ничего не выйдет, мне просто слишком жарко, чтобы двигаться.
— У тебя есть два варианта, — говорю Азамату, который сидит рядом и деловито намыливается. — Либо открыть окно, либо помыть меня без моего участия.
— Второй мне больше нравится, — без раздумий заявляет он с задорной искоркой во взгляде. Эге, да кто-то осмелел, я смотрю. Ну что ж, давно пора. Впрочем, на деле он по-прежнему невероятно осторожен, как будто боится, что я растворюсь, если посильнее потереть.
— А где будет жить мой комод? — спрашиваю лениво, пока он возится с моими волосами.
— Я его пока поставил в мастерской, а ты уж потом сама решишь, куда его. В спальне-то особенно некуда, только если один из шкафов перегородить.
— Мастерская — это на втором этаже, где какие-то мешки и опилки?
— Ну да, у меня на сборы времени еле хватило тогда, а уж убираться — и вовсе некогда было. А брат ничего не трогал там. Он, кстати, не очень тебя напряг? Ты на него как-то странно смотрела поначалу.
Смеюсь.
— Он душка, — говорю. — Просто забавный такой… и я думала, он больше на тебя похож.
— Он на мать похож, — Азамат пожимает плечами.
— А-а, — говорю я глубокомысленно. — В любом случае, даже если бы мне что-то не понравилось, всё равно он твой брат, и я рада, что он у тебя есть. Кстати, как по-муданжски будет «деверь»?
— Никак. У нас есть только дети, родители, братья и сёстры.
— А… бабушки-дедушки?
— Тоже нету.
— С ума сойти, — удивляюсь вяло. — Это же так неудобно!
— А зачем они? — он буксирует меня по воде к крану, чтобы смыть шампунь. — Их видишь-то пару раз в жизни, случайно. Да и братья не так часто рядом живут, это просто Арон с детства привык, что я всегда помогу, если что, и поселиться решил неподалёку, чтобы так и дальше было.
— Так ты его избаловал, — хмыкаю.
— Есть немного, — улыбается Азамат, безуспешно пытаясь прикрыть напускным раскаяньем гордость. — Но он хороший парень. Двое детей уже, оказывается.
Последнее он произносит с особым пиететом — впрочем, оно и понятно, тут в детях, видимо, измеряется социальный статус.
Азамат споласкивает меня под гибким краном, бормоча, что душ он обязательно установит в ближайшие дни — я только киваю с идиотской улыбкой и послушно дрейфую по поверхности — и извлекает на воздух, попутно заворачивая в полотенце.
— А с твоим… умершим мужем ты тоже вместе мылась? — внезапно спрашивает он. Всю мою расслабленность как рукой сняло.
— Иногда, — говорю, запахивая халат, — а что?
— Чего ты так испугалась? — хмурится Азамат. — У вас не принято о мёртвых говорить?
— Да нет, принято, — пожимаю плечами, стараясь изобразить равнодушие. — Просто ты до сих пор о нём ничего не спрашивал, вот я и удивилась…
Азамат долго на меня смотрит молча, теребит в руках полотенце.
— Я не чувствовал себя вправе, — говорит он наконец. — Но теперь нет смысла откладывать.
— Что откладывать?
— Вопрос про него.
— Какой вопрос?
— Ты знаешь.
Я обескураженно поднимаю взгляд — а до сих пор, оказывается, упорно смотрела в сторону — и понимаю, что и правда знаю.
— Я всегда отбивалась, если он пытался поднять меня на руки, — произношу задумчиво. — И когда болела, лечилась так, чтобы он не видел.
Мы снова долго молчим, потом Азамат медленно кивает. Привлекает меня к себе, гладит по голове и плечам, нагибается к моим губам, его огромное тело везде вокруг меня, но тут уже у меня закипают мозги.
— Пойдём, — говорю, — куда попрохладнее. Пожалуйста.
Смеётся.
— Ты у меня как редкий цветочек. То холодно, то жарко, но уж если с климатом попасть, расцветаешь всем на зависть.
В спальне у нас с климатом всё хорошо, и всё же Азамат пытается меня укутать в пару-тройку одеял.
— Ну ты меня ещё в перину заверни, — ворчу.
— Перин нет, — жизнерадостно отвечает он. — Только шерсть. Арон ненавидит, когда перья колются сквозь чехол. Он разводит "женских овец", у которых шерсть мягкая и не пахнет, именно чтобы матрацы делать.
— А, — говорю, мучительно соображая, что и где я перепутала. — Нам в колледже дифжир переводили как «перина».
— Что ж они у вас там, пух от шерсти не отличают? — возмущается Азамат.
Я закатываю глаза.
— Дорогой, ты всерьёз думаешь, что у нас кто-то что-то набивает перьями? Из шерсти ещё одежду делают иногда, а всякие подушки-матрацы уже много веков с искусственными наполнителями.
— Ах ну да, — усмехается он, укладываясь вокруг меня, — никак не привыкну, что такие обычные вещи можно совершенствовать при помощи технологий. У нас как-то принято считать, что технологии — они для войны, ну и для транспорта ещё, а всё прочее — по старинке.
— Я только рада, что вы догадались модернизировать туалеты, — говорю. — А то пришлось бы тебе совершить прорыв в сфере сантехники.
Мы смеёмся, получая столько удовольствия от самого процесса, что вскоре уже забываем, что послужило причиной. Потом я берусь за цикатравин и принимаюсь обрабатывать своего ненаглядного на ночь, а он вдруг заявляет, что ему щекотно. Я решаю, что это хороший признак, и продолжаю втирания — он жмурится, хохочет, пытается пощекотать меня, потом мы много и обстоятельно целуемся, катаемся по тёплому ложу, закукливаемся в одеяльный кокон с накалённой сердцевиной, обжигающим тугосплетённым ядром, вечным двигателем на силе трения, шумно дышим в такт резонирующим пульсам, наши слившиеся души вспыхивают двойным светом, ослепляя друг друга, чтобы открыть внутреннее зрение, которое не замечает между нами границы, а чего мы не видим, того и нет, ведь это наше слияние творит миры и пересоздаёт нас самих — куда-то же надо девать тот бесконечный поток любви, который хлещет из нас, пропитывая жизненной силой всю нашу и пару-тройку соседних вселенных.
Глава 22.
Пробуждение у меня тяжёлое: Азамат всё-таки укрыл меня всем чем мог, так что я теперь чувствую себя изрядной лепёшкой.
Самого Азамата, впрочем, рядом нет. Неужто всё-таки свалил гулять один? А я-то вчера расстаралась его убеждать, как он мне важнее всего на свете! Нет, он, конечно, и правда важнее, чего уж там. Все познаётся в сравнении, и теперь я начинаю понимать, что с Кириллом меня не покидало ощущение необязательности: мы могли и не встретиться, или встретиться и разойтись, а вот решили пожить вместе, а могли бы и не решить. А если бы со мной что-то случилось, нашлась бы другая… Правда, случилось-то с ним, а другой нашёлся у меня, хоть и нескоро — но и это по-своему показательно.
