Альмагир нахмурился.
— Как вы, сын лорда, можете знать это?
— Я не всегда был сыном лорда, — сказал Джим. — Милорд Райвенн усыновил меня, после того как оказалось, что я не сын Фалкона.
И он стал рассказывать Альмагиру всё с самого начала, с первой зари своих воспоминаний. Он не упускал ни малейшей детали, он рассказал даже о Зиддике и о том, как Ахиббо продавал его. Удивительно, но эти воспоминания уже почти не ранили его, он рассказывал их, как чужую историю. Когда он начал рассказывать о Фалконе, из его глаз покатились тёплые слёзы. Он впервые писал на чистовик их с Фалконом историю — полную версию без умолчаний, и дни-строчки ложились на лист времени огненными письменами. Тёплая ладонь Альмагира коснулась его щеки, вытерев ему слёзы.
— Я понимаю выбор моего сына: вас невозможно не полюбить. Увы, я не могу заменить вам его… Всё, что я могу вам дать, это любовь отца — ту любовь, которую Фалкон не мог вам дать. Если вы примете её, я буду счастлив.
Оставалось только удивляться шуткам Бездны, которая сначала поманила Джима в свои недра образом в медальоне с надписью "С любовью от папы", потом превратила его в возлюбленного, потом убила его, а после этого вернула, неузнаваемо изменившегося и постаревшего, уже действительно годящегося Джиму в отцы. И Джиму не оставалось ничего, как только принять этот странный дар с не меньшей радостью и благодарностью, чем прежние дары.
— Я боюсь только одного: чтобы вы не исчезли так же, как Фалкон, — прошептал он. — Он был Странником и остался им до конца.
— Я усталый странник, — сказал Альмагир. — И в отличие от него, ищу не странствий и приключений, а дом и семью. Я не покину вас — если только вы, конечно, позволите мне быть рядом.
Лорд Райвенн приехал домой не с пустыми руками: он привёз костюмы в прозрачной шуршащей упаковке, пакеты с обувью и много нужных для быта вещей.
— Вот, пробежался по магазинам, — сказал он. — Альмагиру нужна одежда и разные бытовые мелочи.
— Кажется, ты говорил, что не любишь походы по магазинам, отец, — сказал Джим.
— Не знаю, — засмеялся лорд Райвенн. — Кажется, я это полюбил.
К ужину Альмагир вышел в новых шикарных сверкающих сапогах, чёрных брюках, серебристо-серой жилетке и белой рубашке, в жемчужно-розовом атласном шейном платке.
— Ты просто неотразим, — восхитился лорд Райвенн.
— Особенно удалась причёска и цвет лица, — съязвил Раданайт.
Альмагир усмехнулся уголками губ, а лорд Райвенн нахмурился.
— Сын, что это такое? Зачем говорить колкости тому, кого совсем не знаешь?
— Не думаю, что он так уж мне незнаком, — ответил Раданайт. — Я достаточно хорошо знал одного его малосимпатичного родственника, а родственники бывают похожи.
В глазах Альмагира заблестел колючий ледок, совсем как у Фалкона.
— Полегче, юноша, — сказал он холодно. — Можете говорить что угодно обо мне, но выбирайте выражения, когда говорите о моём сыне. Он отдал жизнь, защищая Альтерию и всех, кто её населяет, в том числе и вас. Я не позволю вам так о нём говорить.
— Да я ничего такого не сказал, — стушевался Раданайт. — Я вообще не имел в виду никого конкретного. Давайте не будем ссориться из-за слов: я для этого слишком устал и не хочу портить себе аппетит.
Больше он не решался отпускать какие-либо замечания в отношении Альмагира. Он пасовал перед ним и предпочитал вообще с ним не сталкиваться или сталкиваться как можно реже. Альмагир не стремился с ним враждовать, он смотрел на него свысока, как взрослый на ребёнка. Чувствуя, что Альмагир ему не по зубам, Раданайт избегал его и предпочитал вообще никак о нём не отзываться, а Альмагир и не навязывал ему своего общества. Он часто бывал в детской, проводил время с Илидором, разгружая Криара, которому было сложно исполнять обязанности дворецкого и одновременно быть нянькой. Он быстро освоился и уже довольно скоро ловко купал малыша и менял ему подгузники, кормил и играл с ним. Илидор уже знал слово "дедуля" и всегда выражал бурную радость при появлении Альмагира.
По отношению к хозяину дома Альмагир по-прежнему был почтительным подчинённым, и это огорчало лорда Райвенна. Но однажды Джим увидел, что и в сердце Усталого Странника живы прежние чувства, которых не уничтожило ни время, ни другой брак, ни годы разлуки. Это было всего раз, но это убедило Джима в существовании между ними давней, неуничтожимой любви. Как-то раз лорд Райвенн допоздна засиделся в гостиной с новой книгой, да так и уснул на диване. Криар хотел разбудить его, но Альмагир не позволил ему. Он попросил Криара уйти, а сам долго смотрел на спящего лорда. Джим случайно подсмотрел эту сцену, и она пронзила его до самого сердца: Альмагир смотрел на лорда Райвенна совершенно так же, как Фалкон смотрел на Джима. Он укрыл его пледом, а потом склонился и поцеловал его в губы. Поцелуй был так лёгок и нежен, что лорд Райвенн даже не проснулся, а Альмагир, ещё немного полюбовавшись им, потихоньку ушёл.
Пожалуй, из всех обитателей дома Альмагир не нравился только Раданайту, а все остальные испытывали к нему искреннюю симпатию. Илидор обожал его, Криар называл его "господин Альмагир", прибавляя иногда "дорогой", что свидетельствовало о его искреннем расположении к новому обитателю дома. А Джим почувствовал, как ледяная корочка боли начала таять на его сердце, согреваемая добрым, чуть усталым взглядом отца Фалкона. Альмагир снял печати скорби с его души и освободил наконец источник нежности, сказав однажды:
— Посмотри, какие глазки у Илидора… Совсем как у Фалкона.
Джим посмотрел и увидел, что это так. Это так потрясло его, что он не сдержал слёз, а Илидор удивлённо трогал катящиеся по его щекам капли и слизывал их язычком. Прижав сына к груди, Джим плакал от охватившей его мучительной нежности, а Альмагир ласково гладил его по волосам. С этого дня в Джиме проснулось не стихающее желание самому заботиться, оберегать и воспитывать. Едва проснувшись, он сразу спешил в детскую, как правило, находя там Альмагира, который поднимался ещё раньше лорда Райвенна; малыш встречал его веселым, сухим и накормленным, но день Джим проводил в заботах о нём, и порой у него не оставалось времени готовиться к урокам, которые у него недавно возобновились. Смысл вернулся в его существование, и он был в Илидоре.
Приближался Новый год — уже 3086-ой. По традиции у лорда Дитмара снова был большой новогодний приём, но Джим решил на этот раз его пропустить. Альмагир также имел веские причины избегать появления в обществе, поэтому к лорду Дитмару поехали только лорд Райвенн и Раданайт, а Джим с Илидором и Альмагиром встретили праздник дома. Точнее, встречали Джим и Альмагир, а Илидор преспокойно проспал наступление Нового года, но это было ему простительно. Лорд Райвенн с Раданайтом вернулись домой в пять утра; перебравший вина Раданайт сразу лёг спать, а лорд Райвенн ещё некоторое время бродил по дому, вздыхая. Его тень скользила по лоджии, а потом вышла во двор. Уже поднявшийся Альмагир нашёл его в зале на втором этаже, у окна.
