прерывистый вздох, в котором сквозила безнадёжность, и прошептала:
— Рада, что ты пришёл.
— Я не должен был этого делать, — усмехнулся Роланд, обнимая Анастасию в ответ. Всё его тело, особенно руки и губы, которыми он немедленно прижался к щеке принцессы, — всё противоречило словам. — Решил, что в последний раз.
— Ну раз в последний, тогда поцелуй меня нормально, — поддразнила его принцесса и ахнула, когда Роланд сделал, как она просила, припав к её губам с таким жаром, будто мечтал выпить её дыхание, как желанную воду после долгой жажды.
Одной рукой Роланд прижимал Анастасию к себе, а второй ласково и осторожно гладил по щеке, иногда касаясь и волос, и затылка — чтобы слегка сжать его и сильнее запрокинуть голову девушки, углубляя поцелуй. Анастасия наслаждалась каждым прикосновением, поощряя Роланда движениями и своих рук, которыми она обхватывала мужчину за плечи, и губ, которые послушно раскрывались и не стремились отставать от партнёра, следуя за каждым его действием.
Принцессе казалось, что она одновременно и растворяется в Роланде, и горит, пылая с такой силой, что огонь уже даже чудится повсюду вокруг них, исходя словно из её сердца…
— Тасси, — шепнул Роланд, на мгновение отрываясь от губ девушки. — Ты горишь. Это нормально?
Значит, ей вовсе не кажется.
— Не знаю, — беспечно ответила Анастасия, судорожно вздохнув. — Но мне нравится. Ещё, пожалуйста, ещё!
Роланд вновь поцеловал её, и принцесса, внезапно вспомнив кое-что, сняла эмпатический щит — чтобы почти сразу потерять ориентацию в чувствах. Отныне она не могла понять, где начинаются её ощущения, а где полыхают эмоции Роланда. Он, конечно, не вспыхивал пламенем, но тем не менее горел. Горел от любви и желания, и эти чувства легко затмевали разум.
Анастасия даже не заметила, как сняла с Роланда камзол и расстегнула рубашку, да и он не отставал от девушки, спустив её платье до самой талии. Под платьем, правда, находилась нижняя рубашка, и вот её снять было не так уж и просто. От избытка эмоций Роланд путался в дурацкой шнуровке на груди у Анастасии и в конце концов, рыкнув, дёрнул ткань руками в разные стороны, одновременно с этим непроизвольно повалив девушку на постель.
Звук рвущейся рубашки был слишком резким и неожиданно противным — и Роланд, внезапно осознав происходящее, моментально попытался встать с Анастасии. Она обхватила его руками за талию, останавливая, и изумлённо оглядела себя — надо же, сколько огня… Анастасия действительно горела вся, с ног до головы, при этом каким-то образом умудряясь ничего не сжигать. Сбившееся где-то на бёдрах платье висело комком, рубашка на груди была порвана, обнажая тело, и Роланд смотрел на это всё почти безумным взглядом.
— Тасси, нам надо прекращать, — кашлянул он, помотав головой, и прикрыл глаза. — Что я делаю, Защитник… Я же пришёл к тебе, чтобы ещё раз всё объяснить и проститься, а вместо этого…
— Потому что не нужно нам прощаться, — вздохнула Анастасия. В последний раз посмотрела на пламя и втянула его в себя. — И мой огонь на это красноречиво указывает. Альго горят только когда по-настоящему любят. Пылают, не обжигая. Ты ведь не боишься?
— Похоже, что я боюсь? — усмехнулся Роланд, по-прежнему не открывая глаз.
— Похоже. Не смотришь на меня.
— Не смотрю я по другой причине. Ты слишком красивая. Не хочу опять сорваться. Я так не смогу уйти.
— И не уходи, — произнесла Анастасия горячо и, приподнявшись, чмокнула канцлера в губы. — Оставайся.
Он не ответил, и принцесса, решив подкрепить слова делом, взяла ладонь Роланда и положила её себе на грудь. Пальцы дрогнули, задевая обнажённый сосок, — но сразу после этого канцлер убрал руку и встал с Анастасии.
Отвернулся и, потерев лицо, глухо признался:
— Не понимаю, почему не срабатывает клятва. Я ведь клялся не идти против воли братьев. Но разве я сейчас не иду против воли Огдена? Он повесил бы меня, если бы узнал.
— Я не дам ему тебя повесить, — сразу ощетинилась Анастасия, тоже поднимаясь с постели. Попыталась зашнуровать рубашку, но Роланд порвал ткань, поэтому девушка просто натянула поверх спущенное платье. Благо оно застёгивалось на обычные пуговицы спереди. — А насчёт клятвы… Как я понимаю, Огден не давал тебе приказов насчёт меня? Не запрещал меня целовать? Поэтому и клятва не работает.
— Да, наверное.
— Кстати… я сегодня попросила Огдена отпустить тебя.
— Да? — в усталом голосе Роланда прорезалась откровенная ирония. — Дай угадаю. Он ответил: «Отпущу, но только после свадьбы»?
— Откуда ты знаешь? — удивилась Анастасия, сделала шаг вперёд и обняла канцлера, прижавшись щекой к его спине.
— Это очевидно, — вздохнул он, не отстраняясь. — Тасси… Мне действительно следует прекратить общение с тобой. Особенно такое. Я знаю, что ты против. И мне сложно даётся подобный отказ, но… так нужно. Иначе всё запутается ещё сильнее. Представь, что будет, если Огден узнает? Он тогда вполне может отдать мне прямой и чёткий приказ не разговаривать с тобой вообще и не приближаться ближе чем на метр. И я не смогу его нарушить.
— А как он узнает? — попыталась возразить Анастасия. — Ведь знаем только мы. Ни ты, ни я — никто из нас не расскажет.
— Тасси…
— Нет, — отрезала принцесса, поджав губы. — Можешь считать меня капризной девчонкой, но я не хочу так. Я согласна ждать, пока ситуация не изменится, но не общаться — нет.
Роланд помолчал, глубоко дыша. По-прежнему обнимающая его Анастасия ощущала, как сильно и высоко вздымается его грудь, и безумно мечтала, чтобы он повернулся и вновь поцеловал её.
И её мечта сбылась.
— Хорошо, — выдохнул канцлер спустя пару минут, когда Анастасия вновь вспыхнула своим внутренним пламенем. — Я буду приходить. Но, кроме разговоров, больше ничего не будет.
— Ну-ну, — проговорила принцесса себе под нос и засмеялась. — Ладно, я согласна.
Она решила не акцентировать внимание на том факте, что Роланд тут же начал противоречить собственным словам, вновь поцеловав её.
Если ему так спокойнее — пусть.
Роланд
Впервые в жизни канцлер оказался в ситуации, которой совсем ничего не мог противопоставить. Причём не по объективным причинам — тому же отцу он тоже порой был не способен отказать, но сравнивать происходящее сейчас с магической клятвой, которая давала королю Фредерику почти неограниченную власть над
