– Неужели?.. – напомнил Каллен, рассчитывая услышать вопрос целиком.
Пришлось задать другой, не менее сложный.
– Что будет, когда я состарюсь и буду годиться тебе в матери или даже в бабушки? – раздраженно спросила я, вспомнив, как во сне увидела в зеркале бабулю.
Родное лицо светилось нежностью и участием, а холодные губы смахнули с моей щеки непрошеную слезинку.
– Для меня ты навсегда останешься самой пре красной и желанной, – прошептал он. – Конеч но… – на секунду помрачнев, запнулся он, – если с возрастом ты потеряешь ко мне интерес и захочешь большего, я пойму. Пойму и, если решишь уйти, не стану задерживать.
Взгляд его был нежен, а судя по тону, Эдвард бесчисленное множество раз обдумывал свой идиотский план.
– Понимаешь, что я рано или поздно умру?
К такому вопросу он тоже подготовился.
– Я последую за тобой при первой возможности.
– Это же самое настоящее… – я лихорадочно подбирала нужное слово, – безумие.
– Белла, другого выхода просто нет.
– Давай вернемся на минутку назад! – Оказывается, злость помогает быть сильной и решительной. – Ты помнишь слова Вольтури? Они не дадут мне умереть от старости, появятся в Форксе и убьют. Пусть даже вспомнят о нас лишь в канун моего тридцатилетия, – процедила я, – ты же не надеешься, что они забудут!
– Не-ет, – качая головой, протянул Каллен, – не забудут. Вот только…
– Что только?
Поймав мой настороженный взгляд, он ухмыльнулся. Может, помощь психиатра не мне одной требуется?
– Есть у меня кое-какие планы…
– И эти планы, – перебила я, и с каждым словом мой голос звучал язвительнее и язвительнее, – все как один основаны на том, что я останусь смертной.
Соответствующая реакция не заставила себя ждать.
– Естественно, – с открытым вызовом процедил Каллен, а на лице застыла надменная маска.
Целую минуту мы буравили друг друга сердитыми взглядами, затем я с тяжелым вздохом расправила плечи и, решив сесть, вырвалась из его объятий.
– Хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, я сама уйду!
Под недоверчивым взглядом почерневших глаз я выбралась из постели и, не включая свет, стала на ощупь искать туфли.
– Позволь узнать, куда ты собираешься?
– К тебе домой, – отозвалась я, продолжая вслепую шарить по комнате.
Мгновенно поднявшись, Каллен встал рядом со мной.
– Вот твои туфли! А как доберешься?
– На пикапе поеду.
– Чарли наверняка разбудишь, – попробовал остановить меня Эдвард.
– Знаю, но меня все равно на несколько недель под домашний арест посадят. Терять нечего.
– Тебе – да. Чарли будет винить во всем меня.
– Если есть идеи получше, я с удовольствием выслушаю.
– Останься! – попросил Каллен без особой надежды.
– Ни за что! А вот ты располагайся поудобнее! – подначила я, удивляясь, как непринужденно прозвучала острота, и направилась к двери.
Эдвард опередил меня и загородил дорогу. Нахмурившись, я повернулась к окну. До земли не так уж далеко, да и перед домом почти везде трава.
– Ладно, – вздохнул парень, – я тебя донесу.
– Как хочешь, – пожала я плечами. – Но по-моему, тебе стоит вернуться домой.
– Стоит? Это еще почему?
– Потому что ты необыкновенно упрям и наверняка захочешь получить шанс озвучить свое мнение.
– Мнение о чем? – сквозь зубы процедил он.
– Решать будем вместе. Извини, но ты не центр мироздания. – В тот момент речь шла не о моем маленьком мирке. – Раз решил навлечь на нас гнев Вольтури только потому, что хочешь оставить меня смертной, думаю, твоя семья тоже имеет право участвовать в обсуждении.
– Обсуждении чего? – чеканя каждое слово, спросил Каллен.
– Моей смертности. Собираюсь выставить ее на голосование.
Глава двадцать четвертая
Голосование
Эдвард, конечно, рассердился. И все же, не сказав ни слова, он взял меня на руки, выпрыгнул из окна и по-кошачьи мягко приземлился на траву. Кстати, высота оказалась гораздо большей, чем я думала.
– Ладно, – недовольно процедил Каллен, – залезай!
Посадив меня за спину, Эдвард бросился бежать. Даже после долгой разлуки это казалось совершенно обычным и естественным. Наверное, от подобного отвыкнуть невозможно, так же как от катания на велосипеде.
Дыша спокойно и очень ровно, Каллен бежал по безмолвному темному лесу, мимо проносились размытые силуэты деревьев, и лишь ласкающий лицо ветер выдавал истинную скорость движения. Влажный лесной воздух не жег глаза, как ветер на площади Вольтерры, а, наоборот, успокаивал. Вместо ослепительного солнцепека – ночная мгла; подобно толстому одеялу, под которым я играла в детстве, она защищала и утешала.
Вспомнились первые путешествия на плечах Эдварда: от страха я даже зажмуривалась. Надо же, какая глупость! Широко раскрыв глаза, я уперлась подбородком в его плечо и прижалась щекой к шее. Скорость просто потрясающая, в тысячу раз лучше, чем на мотоцикле!
Повернув голову, я прильнула губами к холодному мрамору кожи.
– Спасибо, – отозвался Каллен. – Значит, все-таки поняла, что не спишь?
Я засмеялась.
Мой смех прозвучал так легко и беззаботно!
– Не совсем! Скорее, наоборот, не хочу просыпаться, только не сегодня!
– Я верну твое доверие, – обращаясь, скорее, к себе, пробормотал Каллен, – чего бы мне это ни стоило.
– Тебе я доверяю, – заверила я, – а сомневаюсь в себе.
– Будь добра, объясни!
Эдвард побежал чуть медленнее – я поняла это, потому что стих обдувающий лицо ветерок, и догадалась: дом близко. Неподалеку во тьме уже слышался плеск реки.
– Ну… – начала я, подбирая нужные слова. – Сомневаюсь в собственных… силах. В том, что дос тойна тебя, что смогу удержать. Во мне нет ничего привлекательного…
Остановившись, Каллен поставил меня на землю, но из объятий не выпустил, а, напротив, крепко прижал к груди.
– Твоя власть надо мной вечна и нерушима, – прошептал он, – можешь не сомневаться.
Как же мне не сомневаться?
– Ты никогда не говоришь… – прошептал он.
– Что?
– Что тревожит тебя больше всего?
– Попробуй угадай! – вздохнула я и, потянувшись, коснулась его носа кончиком указательного пальца.
Каллен кивнул.
– Получается, я хуже Вольтури, – мрачно про изнес он. – Что же, наверное, заслужил.
Я закатила глаза:
– Максимум, на что способны Вольтури, – это убить меня.
Напряженный, как струна, Эдвард ждал дальнейших объяснений.
