начнет. Хорошо, когда есть друзья. Даже у короля…
Хорошо.
* * *
– Да? Сейчас приеду.
Амадо даже побледнел слегка.
– Что случилось?
– Мои родные приехали, – не стал скрывать старший следователь, как никогда похожий сейчас на растерянного мальчишку.
Пока живы твои родители, ты остаешься немного ребенком. А уж когда они приезжают домой, после долгого отсутствия… тут поневоле руки тянутся проверить – не забыто ли по шкафчикам какого компромата? А уж если папа – некромант? И все остальное семейство тоже… оттуда?
Ой-ой-ой.
Феола улыбнулась.
– Поедешь домой?
– Определенно. Все по телефону не расскажешь, а поделиться надо.
– С тобой съездить?
Амадо задумался. Потом решил не лгать.
– Фи, родная, мне очень хочется привести тебя сейчас и сообщить – вот моя невеста. Но это будет непорядочно по отношению к родным и может испортить их отношение к тебе. Давай я сначала расскажу им всё, а потом назначим время встречи? Мне кажется, так будет лучше?
Феола кивнула.
– Ты прав, любимый. Отправляйся к родным, а у меня тут тоже дела есть.
– Ты точно не обиделась? – уточнил наученный жизнью с Альбой мужчина. Увидел в глазах Феолы смешинки – и перевел дух.
Не обиделась.
И не собирается, и не будет. И дела у нее действительно есть.
Творец, как же хорошо, когда твоя жена тоже личность! И озабочена не только фасоном шляпки!
И понимает она тебя, и легко с ней, и весело… ему повезло с Феолой, и он никому не даст это разрушить.
Амадо решительно поцеловал любимую – и отправился на ковер к родителям.
Феола посмотрела ему вслед – и тоже поехала. В госпиталь. За Лоуренсио, который физически-то был вполне здоров, но изволил страдать и хандрить. Было у нее хорошее такое лекарство, и братцу давно следовало его вкатить. Полной клизмой.
Вот и займется!
* * *
– Фи, зачем мы здесь?
Глаза бы у Лоуренсио на эти улочки не смотрели!
Везде грязь, мусор, собаки, свиньи, дети какие-то бегают… и смотрят так плотоядно. Видят двух взрослых, богато одетых, у которых можно что-то попросить… не подходят.
Потому что Феола не скрывает своей сущности.
Так и давит рядом с ней, так и напирает. Лоуренсио сам бы не подошел, страшновато даже под руку ее держать. Так и кажется, что сейчас обернется девушка, а вместо волос у нее змеи. Как в старой детской сказке.
– Вот за этим, – Феола уверенно шла к одному из домиков.
– Фи?
– Я попросила Висенту точно узнать, кого ты сбил.
Лоуренсио побледнел и таки выпустил локоть сестры.
– И кого же?
Феола вместо ответа постучала в дверь домика костяшками пальцев.
– Сеньора Эльвира Нуара Кинтано. Вы дома?
Долго ждать не пришлось, дверь скрипнула и приоткрылась.
На пороге стояла красивая черноволосая девушка. Совсем молодая, лет семнадцать, может, восемнадцать. На руках у нее был маленький, может, годовалый ребенок, второй цеплялся за юбку, еще несколько детей виднелись за ее спиной.
Такие же грязные, как и все местные дети. Может, чуть почище и чуточку более сытые.
– Зд-дравствуйте? Рит-тана?
Женщина явно была удивлена визитом.
– Знакомься, Лоуренсио. Сеньора – жена того самого, сбитого тобой пьяницы.
– Эммм?
Кажется, Лоуренсио сейчас выглядел законченным дураком.
– Позвольте, – Феола без разрешения оттеснила сеньору и вошла в дом, потянув за собой брата. – Сеньора, некоторое время назад мой брат гонял по городу на мобиле и сбил вашего мужа. Пьяного. Когда тот шел домой. Тот домой дошел, а через несколько дней ему стало плохо, и он помер. Как я узнала, именно от того удара.
Много чего ожидал Лоуренсио.
Но точно не того, что красавица кинется на колени к его ногам и попытается поцеловать ему руку.
– Тан! Спасибо!!!
И слезами залилась.
Лоуренсио так и стоял, дурак дураком.
Дети тоже разревелись, но Феола, которая неясно зачем тащила с собой большую сумку, тут же прекратила это дело. На столе начали появляться дорогой белый хлеб, ветчина, сыр, сладости, фрукты… дети тут же бросили рыдать и переключились на вкусности.
Мало ли что там взрослые говорят, а вот такого могут потом и не дать!
Феола кивнула старшему мальчику, лет десяти, мол, дели на всех, и вернулась к брату и сеньоре, которая так и стояла, поливая слезами руки и штаны тана Ксареса.
Отцепила ее, усадила.
– Пьяницу, Лоуренсио, звали Фелипе Эктор Кинтано. Сеньора – его вторая жена. Супруга сеньора Кинтано скончалась, но оставила ему детей. Вот он и женился на сеньоре Эльвире, чтобы получить бесплатную уборщицу, домработницу, ну и все остальное, – вежливо сформулировала Феола. – Сам, правда, не исправился. Пил, бил супругу, мало зарабатывал, детям от него тоже доставалось… сеньора, тут хоть один ваш ребенок есть?
Эльвира выпрямилась.
– Они все – мои!
– И рожать вы их начали лет в семь? Не рановато? – съязвила Феола.
– Может, я и не рожала этих малышей. Но я их люблю. И они меня тоже. Мы – семья, – огрызнулась Эльвира.
– Некрупная и не слишком богатая.
– Уж какая есть, ритана, я к вам в родню не набивалась!
Феола и плечом не повела.
– Да ко мне и не надо. Тут Лоуренсио хочет выделить вам денег. Вы без кормильца остались, не выживете.
Сеньора побледнела еще сильнее, стиснула губы в ниточку.
– Благодарю, ритана. Мы справимся.
Лоуренсио только головой качнул. И что это нашло на Феолу? Опять ее шаманские штучки?
Мужчина вздохнул и заговорил сам.
– Сеньора, я прошу не слушать мою сестру. Она молода и временами вспыльчива. Я надеюсь, вы поймете меня правильно. Лишив вашу семью кормильца, я считаю себя обязанным помогать. Хотя бы пока дети не встанут на ноги. Я могу положить на ваше имя в банке определенную сумму, или, как вариант… я скоро возвращаюсь домой, в колонии. И… и предлагаю вам плыть с нами. Со мной, с семьей моей сестры – если пожелаете. Обещаю, на островах для вас найдутся и дом, и работа, от голода вы не умрете, и дети смогут выучиться.
Эльвира сощурилась.
Женщины из трущоб не слишком-то доверчивы.
– Сладко поете, тан…
– Я же не предлагаю верить мне на слово! Сходим к нотариусу, все пропишем, заверим в присутствии свидетелей.
– А потом вы нас на корабль и в рабство? – сощурился старший мальчик.
Еду он уже поделил на всех и теперь стоял за плечом мачехи и весьма недобро смотрел на Лоуренсио.
Отца ему любить было не с чего, но и эти… приперлись тут, будто их звали!
– На кой ты в рабстве нужен? – фыркнул Лоуренсио. – Ты себя видел? Тебе одного дня на
