Пробирает прямо до мурашек. И я буквально приклеиваюсь плечом к колонне и напрочь забываю о том, зачем сюда приехал, завороженно наблюдая за происходящим на сцене. Прихожу в себя только в тот момент, когда песня заканчивается: кто-то кричит «браво» и раздаются аплодисменты, которые ей еле удаётся перекричать, прощаясь с благодарной публикой.
Я не ожидаю подвоха, всего на секунду отвлекаясь на то, чтобы прочитать в телефоне пришедшее от коллеги сообщение. А поднимаю взгляд одновременно с…
— Валера? — она смотрит на меня в упор, хлопая округлившимися от удивления глазами.
К сожалению, Валера я уже двадцать семь лет. Первые пятнадцать из которых не уставал возмущаться, чем же руководствовалась моя мамуля, выбирая это имя.
И пока я пытаюсь разгрести какую-нибудь одинокую светлую мысль среди творящегося в голове панического хаоса, меня припирают к стеночке новым вопросом:
— А что ты здесь делаешь?
— Стою, — согласен, ответ выходит так себе, но всяко лучше, чем просто молчать и тоже хлопать глазами. Поэтому, чтобы выиграть себе необходимое время для сочинения на тему «как я здесь оказался», перехожу в наступление: — Ты уже закончила?
— Ну да, а…
— Так забирай вещи, я подожду, — замечаю снисходительно, еле сдерживая смешок над самим собой.
Ага, подожду. Так уж и быть, сделаю одолжение, раз уже припёрся в центр Москвы, намереваясь тебя спасать от беззвучного режима на телефоне.
— Хорошо, — кивает она и, принимая мои слова очень серьёзно, почти бегом бросается к двери с вывеской «только для персонала».
Ну спасибо вам, проказница-судьба и архитектор этого заведения, решивший, что гримёрка будет расположена в другом конце зала от сцены, а не сразу за ней.
Я задумчиво кошусь в сторону бара, прикидывая, какие есть шансы того, что спустя три месяца без машины чудик продолжает носить с собой права, чтобы усадить её за руль вместо себя.
А потом вспоминаю, как эпично она протаранила отбойник, а сразу следом — цену своей личной машины, на которой приехал сюда. И понимаю, что сегодня предпочту выпить обычной водички.
— Ой, ты мне звонил, — звук её голоса за спиной заставляет меня испуганно вздрогнуть. Вообще-то я ожидал, что ей понадобится минимум минут двадцать, чтобы собраться, но вот не прошло и пяти, а она уже маячит рядом с огромным пакетом в одной руке и телефоном — в другой.
Мне хочется прикрыть глаза ладонью и смачно выругаться, понимая, что в эту самую секунду она любуется количеством пропущенных звонков, явно перевалившим за полтора десятка.
— Звонил, — признаю очевидное, понимая, что сослаться на случайно нажатую кнопку вызова в кармане уже не получится.
— Что-то случилось?
— Да нет… приехал я просто домой и подумал, почему бы мне не прокатиться за тобой. Давно в центре не бывал, да и скучно как-то стало, весь день нифига не делал, — кажется, изображать человека, которому совсем нечем больше заняться, у меня выходит на отлично. По крайней мере Лада подвоха не замечает, согласно кивая головой в ответ. — Вот и звонил, чтобы ты не ускакала куда и мы не разминулись.
— Ой, а ребята, которые должны были выступать после меня, в последний момент сказали, что не смогут приехать. И мне предложили ещё и их время взять, представляешь? Так что тебе прямо повезло, что я до сих пор была здесь!
— Ой, и правда — повезло! — с трудно скрываемым ехидством соглашаюсь я и выхватываю у неё пакет, сразу же направляясь к выходу из бара.
— А это чьё? — ещё раз округляет она глаза, наблюдая за тем, как я снимаю с сигнализации свой Рендж Ровер.
— У друга одолжил.
— Аааа…
— Ох, Рязань! — я качаю головой, не понимая, плакать с неё или смеяться. — И как же ты такая доверчивая собираешься Москву покорять, чудо?
— Ой, знаешь что?! — она аж подпрыгивает на месте от возмущения и начинает забавно дёргать рукой с зажатым в ней ремнём безопасности, борясь между разумной необходимостью пристегнуться и желанием демонстративно скинуть его и обиженно выйти из машины.
— Что? — интересуюсь с самым невинным выражением лица, параллельно выхватывая у неё ремень и уверенно защёлкивая его.
— Просто шутки у тебя тупые. И сам ты…
— Тупой?
— Хам!
— Зато смотри, какой богатый! — я смеюсь, обводя рукой отделанный кожей и эффектными металлическими вставками салон, поглаживаю пальцами край большого мультимедиа экрана и указываю взглядом на панорамную крышу — а то вдруг она сама не заметит. — Ну что? Начинаю выглядеть в твоих глазах завидным женихом?
Вообще-то это всё обычные шутки, но меня необъяснимо уже второй раз за один лишь вечер задевает её поведение. Потому что чудик скрещивает руки на груди, задирает вверх нос, дёргает головой, откидывая упавшие на лицо пряди и демонстративно хмыкает.
— Знаешь, что я тебе на это отвечу? — с крайне настораживающей меня хитрой улыбочкой спрашивает Лада и, глубоко вздохнув, начинаем громким, грудным голосом петь: — Каким ты быыыл, таким ты и осталсяяяяя…
От смеха у меня слёзы выступают на глазах, а нога так и норовит соскользнуть с педали, отчего машина то и дело странно дёргается на дороге.
Кажется, у неё с Василичем один источник музыкального образования. Обычно он называется «мама, постоянно пересматривающая старые советские фильмы».
— А вообще, Рязань, в следующий раз лучше предупреждай, если будешь задерживаться. Вдруг бы я тебя потерял и начал волноваться?
Убрать из своего голоса иронию никак не получается. Только адресована она в первую очередь мне самому, но со стороны звучит так, будто меня безмерно веселит сама возможность подобного развития событий.
Неудивительно, что Ладка ещё раз хмыкает и даже закатывает глаза. А потом отмахивается:
— Да что со мной случится.
— Ну как же: огромный город полон злых дядек!
— На этот случай у меня есть вот это, — воодушевлённо заявляет она и достаёт из своей сумки перцовый баллончик, горделиво потрясая им в воздухе.
— И давно это у тебя?
— Так из Рязани ещё привезла!
— А почему я его раньше не видел? — скептически уточняю я, вспоминая первый вечер, когда только подобрал её с дороги.
— Так это же тайное оружие, — она смотрит на меня укоризненно, но хотя бы снова тупым не называет. — Кто же демонстрирует противнику тайное оружие?
— Вот и приехали, — всё же не сдерживаюсь я и, вовремя попадая под красный светофор, прикрываю ладонью лицо. Чудо довольно хихикает рядом, расходясь всё сильнее по мере того, каким хмурым становится мой взгляд.
Так, я не понял, это сейчас она что ли пытается надо мной издеваться?
— Да лаааадно тебе! — примирительно протягивает уже через пару минут, легонько тыкая меня локтем в бок. — Просто угрожать перцовым баллончиком за хамство слишком безумно даже для меня!
— А знаешь, что общего у тебя с машиной-Ладой? — ухмыляюсь, вспоминая тот период своего детства, когда нашей семейной машиной была капризная и привередливая семёрка. — Никогда не знаешь, чего от вас ожидать!
Вообще-то Ладка, конечно, хорошая. И сколько бы она ни пыталась храбриться, присущая её характеру простота, — которая и влекла за собой человечность, доброту и наивность, — сразу была заметна в общении с ней. Но среди жестокости современного мира это ничуть не играло ей на руку, напротив, делая слишком лёгкой мишенью для людей, не обременённых моралью и совестью.
Поэтому моё волнение за неё вполне оправдано. И, по-хорошему, давно бы пора отпустить её в свободное столичное плавание, но стоило лишь представить, какие приключения она может найти себе в одиночку, как волосы дыбом вставали.
Однако та ложная тревога сподвигла меня всё же сделать то, на что я не мог решиться вот уже почти месяц. А именно — попросить знакомого наконец пригнать нужную машину к себе во двор, и вытащить на улицу взлохмаченного после приготовления ужина чудика, успевшую порадовать меня, притаившегося в коридоре, аж тремя подряд хитами Бритни Спирс.
— Это же… это… — бормочет она, по третьему кругу обходя припаркованную, — чертовски криво, кстати, — вишнёвую девятку с рязанскими номерами.
